Прелести лета - [17]

— Это ж… Вика! — радостно заорал Никита и кинулся жадно ее целовать.

Игорек насмешливо наблюдал эту сцену, поблескивая очечками. Наконец он обратился ко мне:

— Объясни мне, пожалуйста, кто этот человек, который так жадно целует мою девушку?

— Но это же… Вика! — пояснил ему счастливый Никита. — Помнишь, с которой тогда вышло… не очень хорошо? Приехала! Значит, простила? — Взяв девушку за плечи, любовался ею. — Теперь — мир?

Да. Стоило умчаться в такую даль, чтобы Никита почувствовал себя наконец свободным и, значит, счастливым. И мы — снова друзья, и нет между нами злобы.

— Это-то Виолетта, — холодно произнес Игорек. — С Викою мы давно расстались. Ты, Никитушка, как всегда, пьян.

Никита, понурясь, отступал, скукоживался, гас на глазах… и упал бы с причала в воду, если бы я его не удержал.

— А зачем ты вообще притащился сюда? — уже воинственно произнес Никита. — Я тебя не звал.

— Точно? — насмешливо спросил Игорек — А как же это… Я сижу у себя в мастерской, элеган-т-но работаю… И вдруг влетает твоя душа, вся облепленная мухами, — Игорек поморщился, — и кидается ко мне! Причем вся какая-то растерзанная, растрепанная… Вверх ногами!

— Так вот… где она! — вздохнул Никита.

— Это когда ты прыгнул в воздушную подушку! — Я кивнул в сторону судна: воздух как раз вздувался под ним. — Душа, с испугу, и покинула тебя.

— И почему-то ко мне прилетела, — добавил Игорек.

— Да потому что он любит тебя, дурака! — вскричал я.

— А… ботинки были на ней?! — страстно вскричал Никита.

— На ком? На душе? — Игорек удивленно поднял бровь. — Не помню!

Судно отходило, поднималось. Горячее пространство дрожало под ним. Никита, вдруг взревев, кинулся вниз головой с причала, туда. Сколько сил бурлило в этом, почти прозрачном объеме, где вроде бы ничего нет: Никиту трепало, надувало, переворачивало. Судно еще громче взревело, приподнялось и вышвырнуло Никиту из-под себя. Сперва мелькнули над водой его ноги, потом запрыгала его голова, судорожно распахнутый рот, вытаращенные зенки. Потом он вдруг победно выбросил вверх кулаки… на них красовались его ботинки! В лишениях они, конечно, скукожились, еле-еле налезали на кулачок, но вернулись. Значит, и жизнь возвращается! Со второй попытки Никита выбрался на помост, стоял, счастливо раскачиваясь. С кормы отходящего судна вдруг слетел бледный призрак Никиты — его душа, сияющая сотней радужных крылышек… Она приблизилась к оцепеневшему Никите и, как влитая, вошла в него… а мухи улетели.

10

Душа Никиты на месте! Мы, улыбаясь, смотрели друг на друга. И тут вдруг с обрыва скатилась огромная железная бочка и, свалив всех нас с ног, прокатилась по нам, расплющив. Вскочили, встряхнулись. Да-а-а… Лишь Виолетта сделалась еще краше! Бочка, тем временем, кувырнувшись еще пару раз, грохнулась на нос нашего катера, едва его не утопив, и прочно встала. «Как изваяние на носу галеры», — сказал классик про красивую женщину… Но здесь это сравнение не подходит. С обрыва ссыпался Коля-Толя.

— Вдруг откуда ни возьмись… — нагло произнес он, любуясь бочкой Вот — дегтя достал!

Опять, видимо, на наши деньги! Сколько же можно их трепать?

— Отличный тут деготь делают… в смысле — томят. — Коля-Толя по-хозяйски взошел на нос, поглаживал бочку. — В смысле — кладут бревна в землю, поджигают, закапывают. И вот! — Снова залюбовался. Видно, решил с нашей помощью возродить забытые купеческие традиции своей династии «Совковъ. Деготь. Дедушка и внучок». Но, надеюсь — теперь это наше все? Вложились в деготь?

— Так что… на рюмку дегтя всегда можете рассчитывать! — подмигнул он. Все молчали, еще толком не опомнясь.

— Кто это? — холодно спросил Игорек.

— Это наш друг… и партнер, — ответил я осторожно.

— Странно… — обронил Игорек. Вот кто вернет нам нашу честь, нашу этику и эстетику! — Вижу — вы, с вашей слоновьей грацией, вляпались в очередную лабуду. Голубчик, чего тебе? — с ледяной вежливостью спросил Игорек и даже элегантно запустил два пальца в нагрудный карманчик, словно собираясь дать расчет этому типу. Но все, кто знал Игорька, прекрасно понимали, что денег он не даст никогда. «Чудовищная бедность!» — любил повторять он, призакрыв глазки, нашлепнув нижнюю губу на верхнюю, скорбно покачивая головой. На самом деле — в восторге от своей жадности. Денег он не вытаскивал никогда. То есть движение это должно было поразить врага лишь своей элегантностью. Высокомерие его могло показаться шокирующим — только что сплющенный, уже надулся, как индюк… высокомерие его могло бы показаться даже излишним, если бы не большие пальцы ног, торчащие из рваных тапок. В этом весь Игорек.

— Так что, собственно, у вас за дела? — Он надменно глянул на Колю-Толю, потом, вопросительно, — на меня… Нашел толмача. Летописца!

Я как мог обстоятельно рассказал ему все: как Никита в Москве купил лосиную ногу у некоего Гурама Исаакыча, с целью ублажить Ирку после провала своей диссертации, но Ирку не ублажил, а нога кровью слепила страницы его диссертации, после чего диссертацию пришлось выкинуть в Неву, а нога осталась. И как тут вклинился Коля-Толя, и не раз уже обогатился на нашей ноге, и как развелись на ней лосиные мухи в таком количестве, что подняли и понесли наш катер, да и сама нога на мухах летала теперь, куда хотела… Умолк, чувствуя неубедительность. Потом все же добавил, что в конце концов нога, это наше всё, наше главное и единственное вложение (кроме бочки дегтя?), теперь покинула нас, обидясь на наше безобразное поведение…