Прекрасное искупление - [27]

— Тебе не нужно говорить им. Если ты действительно думаешь, что они не поймут, тогда не делай этого. Этот тайна, которую ты должен сохранить.

— Теперь это будет тайна Трэвиса.

— Хотела бы я, — я положила другую руку поверх его, — чтобы ты мог увидеть это так, как вижу я. Ты защищаешь его, насколько можешь.

— Я учил Трэвиса ходить на горшок. Я купал его каждый вечер. Мой отец любил нас, но он был погружен в свое горе. Через некоторое время, когда он нашел новую работу, он стал пить, пока не отключался. Он покончил с этим. Он все время просит прощения за то, что нашел простой выход. Но я вырастил Трэва. Я обрабатывал его царапины. Я побеждал в стольких боях с ним и дрался рядом с ним. Я не могу отправить его в тюрьму, — его голос надорвался.

Я покачала головой:

— Тебе и не нужно. Директор согласился нанять его. Он дома, свободен.

— Ты понимаешь, с чем я имею дело? Трэву придется обманывать семью и жену, как я это делал. Но я выбрал это, и знаю, насколько это тяжело, Лиис. У Трэвиса нет выбора. Не только отец будет разочарован, Трэвису придется быть под прикрытием. Только директор и наша команда будут знать. Ему придется лгать всем, кого он знает, потому что я знал, что его связь с Бенни помогла мне с его назначением. Я его гребаный брат. Что за человек делает подобное со своим братом?

Было тяжело видеть ненависть Томаса к себе, особенно зная то, что у него не было передышки в этом деле.

— Ты сделал это не только для назначения. Ты мог сказать себе так, но я не куплюсь на это, — я сжала его руку, — его страдания были настолько тяжелыми, что даже я могла почувствовать их, — И ты не заставлял его заниматься противозаконной деятельностью. Ты всего лишь пытаешься объяснить ему последствия его действий.

— Он ребенок, — сказал Томас сбившимся голосом, — Ему вот-вот исполнится двадцать один, Господи. Он хренов ребенок, и я несу ответственность за него. Я уехал в Калифорнию, не оглянувшись, а теперь он в серьезном дерьме.

— Томас, послушай меня. Ты вбил это себе в голову. Если ты не веришь в причины для вербовки Трэвиса, то он уж точно не станет этого делать.

Он обхватил мои руки своими.

Затем он поднес мои пальцы ко рту и поцеловал их. Все мое тело потянулось к нему, словно это было притяжение, которое я не могла контролировать.

Наблюдая за тем, как его губы греют мою кожу, я позавидовала собственным рукам.

Я никогда не хотела нарушить собственные правила так сильно, что совесть бушевала в моей голове. Даже половины этих противоречивых эмоций не было в ту ночь, когда я решила уйти от Джексона. Эффект, который на меня производил Томас, был чудесным, сводил с ума и пугал меня.

— Я помню того парня, которого встретила в мой первый вечер здесь, того, который без труда управляет региональным отделом или принимает решение защитить своего брата. Не важно, что ты говоришь сам себе, ты хороший человек, Томас.

Он взглянул на меня и в возмущении убрал свою руку от моей.

— Я не святой, черт возьми. Если бы я рассказал тебе историю о Камилле, ты бы не смотрела на меня так.

— Ты упоминал, что она девушка Трента. Я могу догадаться.

Он покачал головой:

— Все хуже, чем ты думаешь.

— Я бы сказала, помощь Трэвису избежать тюрьмы — это твое искупление.

— И близко не стоит, — он встал.

Я потянулась к нему, но промахнулась. Я не хотела, чтобы он уходил. У меня был целый день, и распаковывать было нечего. Когда Томас был в моей гостиной, казалось, он заполнял собой пустое пространство. Я боялась, что мне будет одиноко, когда он уйдет.

— Мы можем сделать это, ты же знаешь, — сказала я.

— Трэвис будет свободен. Он может оставаться дома со своей молодой женой, и у него будет хорошая работа. Все получится.

— Так было бы лучше. Бог задолжал мне.

Его не было в моей гостиной. Он был за много миль от меня.

— Мы должны быть сосредоточены, — сказала я, — Это будет самой лучшей хренью, которую мы когда-либо делали.

Он кивнул, подтверждая мои слова.

— А что насчет Камиллы? — спросила я, — Ты справился с этим?

Томас пошел к двери и опустил ладонь на ручку.

— В другой раз. Я думаю, на сегодня достаточно откровений.

Когда дверь захлопнулась, мои плечи дернулись к ушам, и я закрыла глаза. Прежде чем несколько картин, которые Сойер повесил на стены прошлым вечером, перестали грохотать, я в гневе откинулась обратно на подушки. Возможно, Томас мог бы сделать так, что мне было бы легче его ненавидеть, но после всего того, чем он со мной поделился, это было невозможно.

Мне было интересно, кто в Бюро знал о его личных трудностях — с его братом и делом Вегаса, и о том, что он скрывает свою карьеру от семьи. Может, Маркс, возможно спецагенты и точно директор.

Томас сделал меня своим партнером в этом. По какой-то причине он доверял мне, и это было так необъяснимо, что мне хотелось работать еще больше, чтобы распутать это дело.

Вэл говорила раньше, что у Томаса был круг преданных ему людей, и я должна была быть осторожна со словами. Теперь я была частью этого круга, и мне было любопытно, было ли это потому, что ему нужно было использовать мои способности, как он делал это с Сойером, или просто потому, что ему нужна была