Прекрасная тьма - [18]

— Ну, знаешь… Генеральная уборка. Я вроде как очистила комнату от мусора.

На матрасе лежали несколько изорванных в клочья книг. Недолго думая я раскрыл одну, прежде чем осознал, что совершил худшее из преступлений. Хотя снаружи это была старая тесненная обложка от экземпляра «Доктора Джекилла и мистера Хайда», внутри это вообще была не книга. Это был один из блокнотов Лены на пружине, и я открыл его прямо у неё на глазах. Будто это был пустяк или блокнот принадлежал мне.

До меня дошло кое-что еще — бульшая часть страниц была пустой.

Потрясение было почти таким же ужасным, как при обнаружении страниц с бессмысленными закорючками отца, когда я думал, что он пишет роман. Лена всюду носила с собой блокнот, куда бы ни пошла. Если она перестала записывать в него каждое пятое слово, дела обстояли хуже, чем я думал.

Ей было хуже, чем я думал.

— Итан! Что ты делаешь?

Я протянул руку, и Лена схватила книгу.

— Прости, Ли.

Она была в ярости.

— Я подумал, это просто книга. То есть она выглядит как книга. Я не думал, что ты оставишь свой блокнот лежать там, где каждый может его прочесть.

Она не смотрела на меня, прижимая книгу к груди.

— Почему ты больше ничего не пишешь? Я думал, ты любишь писать.

Она закатила глаза и открыла блокнот, чтобы показать его мне.

— Я пишу.

Она взмахнула над пустыми страницами, и теперь они были покрыты мелко нацарапанными строка за строкой словами, неоднократно перечёркнутыми, исправленными, переписанными и снова исправленными тысячи раз.

— Ты заколдовала его?

— Я Переместила слова из реальности Смертных. Пока я не решу показать их кому-то, только Маг сможет их прочесть.

— Гениально. Учитывая, что Рис, наверняка желающая его прочесть, как раз и является одним из них, — Рис была столь же любопытной, сколь и любящей покомандовать.

— Ей не нужно этого делать. Она может прочесть всё по моему лицу.

Это было правдой. Как Сивилла, Рис могла видеть твои мысли и тайны, даже то, что ты только собираешься сделать, лишь взглянув в твои глаза. Вот почему я, как правило, избегал её.

— Так что там со всей этой секретностью? — я плюхнулся на Ленин матрас. Она села рядом со мной, ловя равновесие на перекрещенных ногах. Всё было куда менее комфортно, чем я прикидывался.

— Не знаю. Мне по-прежнему хочется постоянно писать. Может быть, я просто чувствую, что меня меньше понимают, или что я хочу быть меньше понятой.

Я стиснул челюсти.

— Мною.

— Я не это имела в виду.

— А какие еще Смертные могут прочесть твой блокнот?

— Ты не понимаешь.

— Думаю, что понимаю.

— Кое-что из этого, возможно.

— Я бы всё понял, если бы ты дала мне такую возможность.

— Я ничего не скрываю, Итан. Я не могу этого объяснить.

— Дай посмотреть, — я протянул руку к её блокноту.

Лена приподняла бровь, отдавая его мне.

— Ты не сможешь прочитать это.

Я открыл блокнот и заглянул в него. Я не знал, была ли это Лена или сам блокнот, но на странице передо мной медленно, по очереди, появлялись слова. Это были не стихи и не тексты песен. Там было не так уж много слов, в основном странные рисунки — завитушки и загогулины извивались на странице, сплетаясь в смесь какого-то подобия этнических рисунков.

Внизу страницы был список.

что я помню

мать

Итан

Мэйкон

Хантинг

огонь

ветер

дождь

склеп

я сама не своя

я, готовая убить

два тела

дождь

Книга

кольцо

амулет Аммы

луна

Лена выхватила блокнот у меня из рук. На странице было ещё несколько строк, но мне так и не суждено было их прочесть.

— Хватит!

Я взглянул на неё:

— Что это было?

— Ничего, это личное. Ты не должен был суметь это увидеть.

— Тогда почему же сумел?

— Я, должно быть, неверно исполнила заклинание Verbum Celatum. Невидимое Слово, — Лена с тревогой посмотрела на меня, её взгляд смягчился. — Неважно. Я старалась запомнить ту ночь. Ночь, когда Мэйкон… исчез.

— Умер, Ли. Ночь, когда Мэйкон умер.

— Я знаю, что он умер! Разумеется, умер. Просто я не хочу об этом говорить.

— Я знаю, ты наверняка подавлена. Это нормально.

— Что?

— Это следующая стадия.

Ленины глаза вспыхнули.

— Я знаю, твоя мама умерла и мой дядя умер. Но у меня свои собственные стадии скорби! И это не мой дневник настроения! Я не твой папа, и я не ты, Итан! Мы не так похожи, как ты думаешь.

Мы смотрели друг на друга так, как не смотрели уже долгое время, а может быть, и никогда. Это был неподдающийся описанию момент. Я понял, что мы говорим вслух с тех пор, как я пришёл, ни слова не произнеся при помощи келтинга. Впервые я не знал, о чём думает Лена, и было совершенно ясно, что и она понятия не имеет, что чувствую я.

Но затем она поняла. Лена протянула руки и обняла меня, потому что, впервые, я плакал, а не она.

***

Когда я вернулся домой, свет везде был погашен, но я всё же не зашёл в дом. Я сел на крыльцо и стал наблюдать за светлячками, мерцающими в темноте. Мне не хотелось никого видеть. Хотелось подумать, и у меня было ощущение, что Лена не станет подслушивать. Есть что-то в сидении в одиночестве в темноте, напоминающей тебе о том, как велик на самом деле мир, и как далеко мы все друг от друга. Звёзды кажутся такими близкими, будто ты можешь дотянуться и коснуться их. Но ты не можешь. Иногда вещи кажутся гораздо ближе, чем есть на самом деле.