Прекрасная шантажистка - [16]

— Да, жалко собачку, — подал голос Самарцев. — Но почему ты думаешь, что она умерла от потравы?

— Я поначалу так не думал. Но потом меня будто обухом по голове: Вильгельмина ведь лизала кофе, пролившийся из чашки именно Полины Львовны. Несчастная Мари Долгорукая, упавшая с хоров, была немного похожа на нее. И, кроме того, платье у нее опять же было схоже с Полининым: оказывается, княжна экипировалась в салоне мадам де Монси и выбрала для бала тот же фасон и цвет платья. Неужели это только совпадения, нет ли за всеми этими событиями злого умысла?!

— Ну, брат, это ты переборщил, — пыхнув сигарным дымом, сказал Борис Болховской. — А что, если Мари просто свалилась, скажем, выпив лишку шампанского по слабости женского организма, а эта ваша Вильгельмина просто неожиданно дала дуба от какой-то скоротечной собачьей болезни. Тогда как?

— Я говорил себе то же самое, — кивнув другу, невесело улыбнулся Сергей. — И, чтобы не гадать, так оно или эдак, решил проверить. Но когда я пришел на кухню, чашка Полины была уже тщательно вымыта. И тогда я решил вскрыть труп Вильгельмины.

— Что, сам? — сморгнул Болховской.

— Нет, конечно. Помните полкового лекаря Бередникова, что нашего Тевтона латал? Ну, худющий такой, как скелет?

— А, Кощей, — усмехнулся Болховской.

— Я отнес Вильгельмину ему. Так, мол, и так, говорю, имею подозрение, что собачку нашу отравили, и не мог бы ты, старый товарищ, исследовать ее на сей предмет.

— И что? — подался вперед Болховской.

— Исследовал, — глядя в глаза князя Бориса, ответил Сергей.

— Ну и?

— ...и обнаружил в ее желудке какой-то растительный яд, из тех, что без вкуса и запаха. Конечно, — добавил он, — домашним я ничего не сказал.

Самарцев быстро заморгал глазами, Болховской приоткрыл рот, а у Тауберга глаза снова сделались свинцовыми. Молчание нарушил Самарцев:

— Выходит, Мари Долгорукая упала не сама, а ее столкнули, приняв за Полину Львовну. А когда оказалось, что мадмуазель Сеславина жива, была предпринята еще одна попытка отправить ее на тот свет. И только случайность уберегла ее от гибели.

— Надо что-то срочно предпринять! Мы должны... должны... ее охранять! — воодушевился Болховской.

— Благодарствуйте, друзья. Для того я и собрал вас, чтобы просить об этом, — потеплев взором, сказал Сергей. — Иного и не ожидал.

— Еще бы ты ожидал иного, — хлопнув его по плечу, произнес Болховской и рассмеялся, Самарцев растянул рот до ушей, даже на лице неулыбчивого Тауберга слегка приподнялись уголки губ...

Обсудив детали, друзья покинули стены Английского Клуба. У парадной они обменялись рукопожатиями и разъехались. Князь Всеволожский в карете с гербом на лаковой дверце отправился в свою Пречистенку. Не доезжая Пречистенских ворот, он велел вознице остановиться и два квартала прошел пешком, с удовольствием представив лицо уже слегка кусающему его осеннему ветру.

Дойдя до усадьбы, он приметил стоявшего на другой стороне улицы человека, явно наблюдавшего за домом. Увидев Всеволожского, человек поспешил удалиться в тень, но Сергей все же успел разглядеть в сумеречном свете его лицо. Князю показалось, что он мельком уже его видел где-то и, возможно не единожды. Промучившись до самой полуночи, покуда Сергей наконец вспомнил: сие неприметное лицо он видел дважды. В первый раз, когда они тогда с Полиной выходили из салона мадам Тальма. На него еще налетел Никита с коробками в руках, и этот человек, смутившись, быстро прошел мимо.

В другой раз они повстречались с ним на Нескучной набережной. В этот день на прогулке вдоль Москвы-реки они с Полиной снова крепко повздорили, и она, вырвав свою руку из-под руки князя, резко повернулась и пошла назад. Сергей, вынужденный догонять ее, едва не столкнулся с этим же невзрачным господином, правда, в этот раз был он в хорошем платье.

И вот князь увидел незнакомца в третий раз, что уже не могло быть случайным. Не оставалось никаких сомнений, что неприметный господин ходит за ними по пятам. Вернее, не за ними, а за ней. Сердце князя вдруг защемило, будто кто-то огромный и сильный схватил его в кулак и стал жать изо всей мочи. И стало вдруг трудно дышать...

11

Варвара Апрониановна Манасеина была дамой «с вывертами», как говаривали о ней ее казанские знакомцы. Происходила она из старинного рода казанских дворян, имевших вотчины в Тверской, Самарской и, конечно, Казанской губерниях.

Во времена Екатерины Великой род Манасеиных захирел. Казанское имение Апрониана Манасеина было описано в казну за долги, и он имел доход лишь от службы гимназическим инспектором, коего на прокорм семьи из одиннадцати человек положительно не хватало.

В 1770 году когда прокатилась по российским губерниям моровая язва, вся семья Варвары, заразившись от простого рукопожатия Апрониана Семеновича со своим захворавшим начальником, умерла, и осталась она, дите шести годов, одна-одинешенька. Тогда-то, верно, и ослабла в ее голове какая-то важная пружинка, что наложило отпечаток на всю ее жизнь.

Девочку взяла к себе в семью Наталья Косливцева. Будучи по линии матери из роду Манасеиных, она приняла ее, как родную дочь. Вице-адмирал Тимофей Косливцев против ничего не имел, и Варенька стала расти и воспитываться вместе с их дочерью Машей, возрастом чуть младше ее. И все бы ладно, но иногда ослабшая в голове сиротки пружинка соскакивала со своего места, и девочка становилась будто не в себе. Она то сидела у себя в комнате, меланхолично уставившись взглядом в какую-нибудь одну точку, и это могло продолжаться часами, то впадала в нервозность и кидала в свою гувернантку и прислугу чем ни попадя. Однажды досталось и Маше. Когда она в слезах прибежала к матери с огромной шишкой на лбу, Наталья Яковлевна самолично выпорола розгами Варвару так, что та несколько дней не могла присесть. После этого Варвара более никогда не причиняла никаких неприятностей Маше и даже успокаивалась от ее присутствия рядом, но с остальными не церемонилась. Иногда Варвара убегала из дому и бродила по городу без всякой цели, покуда ее не находили и не приводили обратно.