Прекрасная натурщица - [11]

Анна вздохнула. Ее лицо приняло лукавое и довольное выражение. Как и все девушки, она любила комплименты. И ведь заслуживала их больше, чем другие.

— А почему ты так считаешь? — Она явно кокетничала. — Тебе кажется, что я заметная? Потому что красивая, да?

Вдруг ее лицо стало серьезным, и она снова открыто на него посмотрела. Кириллу стало не по себе, будто бы Анна могла прочитать его мысли.

— А опиши мне, какая я? Как я выгляжу?

Кирилл опешил — он не знал, что говорить. Да и разглядывать ее ему было трудно, потому что она никогда не закрывала своих глаз. Тем не менее девушка замерла в ожидании. От ее откровенности и доверчивости в Кирилле забурлила кровь. Ни одна другая девушка не вызывала в нем столько эмоций одним только фактом своего присутствия. Вздохнув и пожелав себе не отвлекаться, Кирилл приступил к описанию.

— У тебя белая кожа, — неуверенно начал он.

Анна не выдержала и звонко рассмеялась.

— Вот уж удивил! Я только об этом и слышу. Со всех сторон все только и говорят, что я белая, как мел или снег. Я знаю только то, что один из них твердый, другой холодный, поэтому мне кажется, что белый — некрасивый цвет.

Кирилл совсем смутился. Он не хотел говорить ей банальности. Наоборот, хорошо бы быть оригинальным и сказать ей что-то необычное, выражающее его потрясение. Но слова не подбирались. Раньше Кирилл не видел сложности в произнесении комплиментов дамам.

— У тебя не просто белая кожа. Она нежная и прозрачная, как самый дорогой шелк.

Кирилл понятия не имел о степени прозрачности шелка, но надеялся, что Анна разбирается в этом лучше. Она улыбалась — значит, он на верном пути.

— Шелк просто тонкий и очень легкий. А прозрачной бывает вода. Так какая же тогда у меня кожа?

Они вместе рассмеялись. Кирилл смущался от ее сравнений, потому что не мог представить, каким она чувствует этот мир. Что ощущает человек, который ничего не видит? Холод, влажность, легкость… Но как описать этим цвет?

— Знаешь, Анна, ты меня смутила. — Кирилл усмехнулся и потер переносицу. — Мало кому это удается, поэтому мне вдвойне интересно. Я обязательно подумаю о том, как описать тебе саму себя. Обещаю, что в следующий раз получится лучше. Веришь?

— Верю, — просто подтвердила она. — Только может ли быть этот следующий раз?

— А почему бы и нет? — Кирилл посмотрел на занимающуюся зарю и, не сдержавшись, взял ее за руку. — У нас море времени, и мы не делаем ничего предосудительного.

Анна вздрогнула. Для нее прикосновения значили очень много и давали гораздо больше информации, чем Кириллу. Ощутив свою руку в его руке, она едва сдержалась, чтобы не начать привычно ощупывать незнакомую поверхность. Прикосновения заменяли ей взгляд, причем делали это самым нескромным образом.

Можно сказать, что сейчас она впервые увидела руку Кирилла. И это была прекрасная рука! Упругая и прохладная кожа, сильные гибкие пальцы. Анна затрепетала, пытаясь вытянуть из невинного жеста как можно больше информации для себя. В ответ пришла очередь Кирилла содрогнуться. Он всей кожей почувствовал, как обычное прикосновение руки, при котором Анна не сделала ни одного движения, превращается в какое-то очень странное действо… Черт, как ей это удается?

— Да… Ничего… Предосудительного. Наверное, уже светает, мне пора домой.

Кирилл опять удивился. Она что, видит рассвет? Анна улыбалась, будто бы знала, что он удивлен.

— Нет, не придумывайте, князь. Я не вижу рассвета, зато я чувствую, как изменился ветер и слышу, что запели утренние птицы. Говорю же вам, я не беспомощная вовсе! Я просто вижу немного не так, как вы.

Она немножко постояла, повернув лицо в сторону восходящего солнца, а потом безошибочно выбрала направление к тропинке. Не оборачиваясь, она звонко попрощалась и пошла домой.

— Анна! — Запоздало выкрикнул Кирилл. — Может быть, мне тебя проводить?

— Что вы! — тихим нежным эхом отозвался ее голос. — Маменька увидит, заругает!

Домой Анна добралась без приключений. Не рискуя ходить по дому в то время, когда брат, невестка и мать обычно просыпаются, она присела на скамейку в саду.

Прислонившись к березке, она обняла ее руками и прикрыла глаза.

— Вот она, голубушка! — воскликнула Наталья Степановна, выглянув из окошка. — Ты что это, неужто спала здесь?

— Нет, матушка. Недавно проснулась, вышла на улицу, посидеть, чтобы не будить никого. Не знала, скоро ли утро. — Иногда Анне было очень выгодно изображать бессилие, и она этим пользовалась почти беззастенчиво.

— Ну что ты, милая, — тут же поспешила на улицу мать, — не здоровится, что ли? Постучала бы мне в стену, я бы сразу пришла. Посидели бы вместе.

Анна, едва сдержала улыбку. Нет, этой ночью ей совершенно не хотелось маминого общества. Да и сейчас ей поскорее нужно было остаться одной.

— Не беспокойся, матушка! Я здорова. Может быть, жарко слишком было в горнице, может, птицы пели громко. Я лучше днем побольше отдохну.

— Конечно, деточка, конечно! — Наталья Степановна очень любила, когда Аня говорила слово «отдохну». — Хочешь, провожу тебя в комнату?

Анна с упреком на нее посмотрела.

— Матушка, разве я когда-нибудь хотела, чтобы ты меня провожала? Я сама дойду, не беспокойся, за меня. Я здорова.