Прекрасная голубая смерть - [71]

— Мистер Скэггс, если позволите… где вы находите такие сапоги?

Скэггс обернулся в недоумении, но затем сказал с улыбкой:

— А, да. На пробочной подошве, сэр, внутри обшиты теплой фланелью с добавочной резиной для сухости. Очень теплые даже в снегу. — Он приподнял шляпу. — От Лайнхена на Краун-стрит, сэр, и по очень сходной цене.

На Ленокса будто повеяло небесным блаженством. Он попрощался, улыбаясь, и, едва дверь за Скэггсом закрылась, натянул свои старые, никуда не годные сапоги, надел шубу и быстро сел в карету, сказав кучеру, пока еще помнил:

— К Лайнхену на Краун-стрит.

Глава 41

Покончив с этим приятным делом, Ленокс отправился к Мак-Коннеллу.

— Что ты можешь мне сказать? — спросил он, едва вошел, обойдясь без «Здравствуй».

— Немного.

— Так-так.

— Пойдем наверх.

— Да, конечно.

Они поднялись в личную комнату Мак-Коннелла и прошли в дальний ее конец, где стояли четыре-пять больших столов и где доктор хранил свои инструменты и приборы, а в стенных шкафах выстроились ряды флаконов и пузырьков.

— Мистер Поттс, — сказал Мак-Коннелл, — не он. Во всяком случае, судя по мазку из его пузырька в чемодане.

— Нет?

— У него там был пузырек с очень мерзким ядом.

— Что-что?

— Ядом против насекомых. Абсолютно безвредным для людей. — Мак-Коннелл засмеялся. — Извини за шутку.

— Но зачем он ему?

— А! Я навел справки. Энтомолог-любитель, насколько я понял. Изучает букашек, знаешь ли. По-моему, он составил обзор северных водяных жуков, который опубликовала Королевская академия.

— А!

— Нож тоже ничего не дал. Относительно чистый. Никаких отпечатков пальцев, хотя в любом случае они мало что дали бы. Разумеется, измазан кровью. Никаких порошков, ничего необычного.

Ленокс вздохнул.

— Не важно, — сказал он, — я уже близок к раскрытию. Могу сказать, мне требуется еще лишь один камешек мозаики. Зато какой камешек!

— Мне очень жаль, Чарльз.

— Ничего, ничего. Ну, мне пора. — Он сунул руки в карманы пиджака и пошел назад к двери в сопровождении Мак-Коннелла.

Но тут он ощутил что-то на дне кармана.

— Погоди-ка! — Он извлек это что-то: измятый древесный лист, который нашел у двери Барнарда. — Думаю, ты не знаешь, что это такое, Томас?

— Похоже на лист растения.

Ленокс усмехнулся.

— Но ты не мог бы узнать, какого?

— Конечно. Мне потребуется примерно час. Придется заглянуть кое в какие книги. — Он указал вверх на библиотеку, опоясывающую комнату.

— Приедешь, когда установишь?

— Да, конечно, — сказал доктор.

Ленокс протянул ему лист двумя пальцами.

— Ну, так я пойду, — сказал он. — Ты найдешь меня у меня дома. Я думаю выкурить трубочку и раскрыть это дело.

— Большой замах.

— Как всегда, Томас. Ну, так до свидания.

— Провожать тебя не обязательно?

— Разумеется, нет.

Мак-Коннелл уже почти бежал к своим столам, чтобы зажать лист между двумя стеклами, когда Ленокс вышел. Он скоро нашел свою карету, пожелал доброй ночи сонному Шриву, попросив передать его поклон хозяйке дома, и отправился восвояси.

Вернувшись к себе, он снял сапоги, надел домашние туфли и уютный старый пиджак, затем, как и обещал, закурил трубку и расположился у камина в размышлении. Проблема заключалась вот в чем: он, по сути, мог очистить каждого подозреваемого от подозрений — Поттса, Даффа, Клода, Юстеса, беднягу Сомса и самого Барнарда, у которого, казалось, не было ни малейшего мотива, а к тому же и удобного случая, поскольку он оказался на месте сразу после смерти Сомса. Он попросту не сумел бы вылезти через окно и вернуться в дом с такой быстротой.

Ленокс курил трубку, ждал посетителей и размышлял. Но ощущение, что он оказался перед глухой стеной, его оставило. Теперь он чувствовал, будто, кружась, приближается к цели все ближе и ближе.

Примерно через час после его возвращения домой вошел Мак-Коннелл, раскрасневшийся от холода, но, видимо, довольный.

— Выяснил, — сказал он.

— Да, уже?

— Мне повезло, что я застал Тилни дома… Но лучше я начну сначала.

— Чашку чая или еще что-нибудь?

— Непременно. Чай я пропустил.

— Грэхем? — сказал Ленокс, и дворецкий удалился.

— Японский клен, мой милый Чарльз, называемый Acer palmatum. Редчайшее дерево здесь на Западе. Многие его листья, знаешь ли, выглядят, как обычные кленовые, но, как ты видишь, — он достал из кармана два стекла с зажатым между ними листом и отдал Леноксу, — это кружевной лист с более глубокими выемками и другого очертания.

Тут подали чай, и они оба взяли по чашке и по ломтику жареного хлеба.

— Как ты это установил?

— Заглянул к одному моему знакомому на Бонд-стрит. Ты вряд ли его знаешь. Джон Тилни. Избегает общества за исключением старейших друзей, которым всем, как и ему, уже за семьдесят, но, думается, второго такого знатока деревьев в Англии поискать. У него прямо-таки лес всяких экзотических деревьев в Толливер-Пойнт, его загородном доме. Интереснейший старик. А теперь к делу. Он говорит, что это стойкие деревья, но чувствительные к английским морозам. А потому они есть в ботанических садах только здесь, в Лондоне — причем и эти должны были сбросить листву уже несколько месяцев назад. Следовательно, кто-то сохранял этот лист по меньшей мере месяц.

— Интересно, — сказал Ленокс, а в мозгу у него закружилось колесо.