Прекрасная Джоан - [60]

Поскольку целый день мы проводили в седле, а на ночь останавливались на скромных постоялых дворах, мы очень обрадовались, завидев впереди, на высоком, крутом холме, стены и башни Каркассона. Мы выслали вперед гонца, чтобы объявить о своем прибытии. Раймонд повел нас по мосту на другой берег реки Од.

Мы прошли через каменные ворота, которые открыли при нашем приближении, и оказались во дворе замка. Перед нами высились две башни и внутренняя крепостная стена, охраняемая еще одним мостом и еще одними мощными каменными воротами. Нам навстречу с громким криком выбежал подросток лет тринадцати. Раймонд соскочил с коня и радостно обнял мальчика. Сначала Раймонд подвел его к Беренгарии, а потом ко мне. Это был стройный мальчик с темными волосами и глазами, очень похожий на Раймонда.

– Ваше величество, позвольте представить вам моего кузена и крестника, – с гордостью сказал он, – Раймона-Роже Тренкаваля. Однажды он будет виконтом Каркассонским и владыкой всего, что вы здесь видите!

– Приветствую вас, миледи, в отсутствие моего отца, – обратился к нам мальчик. – Отец сейчас находится в Альби… Но проходите, проходите в замок, ступайте к моей матушке!

Виконтессу, мать Раймона-Роже, мы нашли в огромном зале, в обществе придворных. Она тепло поприветствовала нас и проводила в предназначенные нам апартаменты, где еще суетились служанки. Они поспешно стелили постели, взбивали подушки и ставили возле кроватей серебряные кувшины с водой. Виконтесса извинилась за суматоху – у них почти не было времени подготовиться к нашей встрече. Понимая, что мы устали с дороги и хотим отдохнуть, она обещала завтра разместить нас с большим удобством.

Опустившись на ближайшую скамью, Беренгария устало вздохнула:

– Здесь нам будет более чем удобно, миледи! А завтра, с рассветом, мы снова отправимся в путь.

– Но как! – воскликнула виконтесса. – Неужели вы не останетесь у нас на день-другой?

Я поспешила объяснить, что это невозможно. Раймонд посоветовал мне как можно меньше распространяться об истинной цели нашего путешествия, поэтому я ничего не сказала о Ричарде.

– По семейным делам мне необходимо как можно скорее увидеться с матушкой, к тому же скоро зима. До сих пор нам везло с погодой…

Виконтесса кивнула.

– Иногда зимой у нас идет снег. Тогда в Каркассоне очень красиво, но все вынуждены сидеть по домам, пока снег не растает… что ж, отдыхайте, дорогие дамы, а потом спускайтесь ко мне в зал.

Пока фрейлины расправляли складки на извлеченных из сундуков нарядных платьях – мы очень устали путешествовать в тяжелых плащах и накидках, – я подошла к окну. Отсюда было все видно на много миль вокруг. Подойдя ко мне, Беренгария снова устало вздохнула.

– Может быть, отдохнем здесь несколько дней? – предложила я.

– Нет, Джоан! Что ты? – Казалось, ее испугала сама мысль об отдыхе. – Мы не будем отдыхать, пока не приблизимся к владениям моего супруга!

Мы задумались – каждая о своем. Я считала дни, оставшиеся до расставания с Раймондом, но меня утешало то, что с каждым часом, проведенным вместе, мы становились ближе друг другу.

Стараясь не думать о скором расставании, я стала готовиться к предстоящему ужину. Впервые после отплытия из Италии мы снова будем выглядеть по-королевски. Мы так долго путешествовали, ночевали в скромных приютах и на постоялых дворах, дорога так утомляла нас, что по вечерам мы не могли думать ни и чем, кроме ужина и постели.

Похоже, мои усилия были не напрасны: когда я воа в зал, вспыхнули не только глаза Раймонда. Раймон-Роже, которому выпала честь вести к столу мою невестку, не сводил с меня восхищенного взгляда.

– Кажется, у нас с крестником одинаковые вкусы, – прошептал Раймонд, когда мы закончили ужинать. – Он тоже питает слабость к рыжим волосам и голубым глазам. Не удивлюсь, если он споет для вас; впрочем, боюсь, у него сейчас ломается голос.

Наверное, так и было, потому что юноша не пел, а только сыграл на лютне – и с таким искусством, что мы все восхитились и просили его играть снова и снова. Когда, наконец, мы отпустили его, он подошел ко мне.

– Матушка предложила проводить вас и королеву на смотровую площадку своей любимой башни, – сказал он. – Сейчас полнолуние, и оттуда открывается особенно красивый вид.

Раймонд настоял, чтобы мы надели теплые плащи. Ожидая, пока их принесут, я рассматривала фрески на стенах зала. На некоторых были изображены сцены битвы французов с сарацинами. Тот, кто создал эти фрески, был необыкновенно талантлив, фигуры казались почти живыми.

Виконтесса была польщена моей похвалой.

– Жаль, что вас не слышит мой муж, – сказала она. – Фрески были написаны придворным художником короля Филиппа; он останавливался здесь, возвращаясь из Крестового похода – вскоре после падения Акры. Как давно это было!

Мне и самой казалось, что это было очень давно. Для меня с тех пор прошла целая жизнь. Столько всего случилось с лета 1191 года!

Принесли плащи, и мы поднялись на вершину башни. Над площадкой была устроена крыша, а в стенах прорублены восемь больших смотровых окон. Переходя от одного к другому, мы могли любоваться чудесными видами, открывавшимися перед нами. У нас захватило дух от восторга. Серебристая луна сияла высоко в небе и мерцала бликами, отражаясь в водах реки Од, протекавшей под стенами замка. Тем временем юный Раймон-Роже о чем-то просил мать, но она, видимо, не соглашалась, так как вскоре он, надувшись, подошел пожелать нам спокойной ночи.