Прекрасная дружба - [31]

«Идет ли клан?» – спросил он нетерпеливо, и ее ответ ошеломил его.

«Мы идем», – Поющая-Истинно повторила это еще раз с несомненным ударением на первом слове и он моргнул. Не хочет же она сказать?..

Но тут она послала ему картинку из своих собственных глаз. Она возглавляла всех взрослых мужчин клана собственнолично. Певица памяти вела ударную силу клана в бой с клыкастой смертью! Это было не просто неслыханно – немыслимо. Но именно это происходило, и он послал сестре свою благодарность.

«Выбора не было, братик, – сухо сказала она ему. – Клан может защитить твоего "детеныша" от клыкастой смерти, но кроме меня нет никого, кто смог бы защитить тебя от Сломанного-Зуба и Копателя… или Прядильщицы-Песен! А теперь оставь меня, Лазающий-Быстро. Я не могу одновременно быстро бежать и болтать с тобой»

Он понежился в посланной сестрою любви и постарался не думать о том, что влекло за собой ее предупреждение. Судя по переданной картинке, они двигались чрезвычайно быстро. Они будут здесь уже скоро, а только очень глупая клыкастая смерть рискнет атаковать то, что охраняет целый клан Народа. Ждать осталось недолго…

* * *

Стефани почти задремала, опершись на дерево, но встрепенулась немедленно, когда древесный кот вскочил у нее на коленях, издав резкий раскатистый звук, подобный звуку рвущейся ткани. Она никогда не слышала ничего подобного, но мгновенно поняла, что он означает. Как будто связь между ними передала ей значение звука, и она почувствовала страх и ярость кота… и его свирепую решимость защищать ее.

Она оглянулась вокруг в поисках опасности, глаза ее расширились, а лицо стало бледнее бумаги. Из подлеска выплыла гексапума, словно большой шестилапый призрак смерти. Пяти метров в длину, черная, как ночь, со шкурой, усеянной шрамами старых боев, она весила, должно быть, шесть или семь сотен килограммов – примерно как хороший земной конь. Губы ее оттянулись назад, обнажая снежно-белые клыки длиной не меньше пятнадцати сантиметров, уши прижались к голове, и она ответила коту своим рыком – подобным басовитому раскату грома.

Ужас парализовал Стефани, но древесный кот с ее бедра запрыгнул на одну из нижних ветвей и присел там, угрожающе уставившись на своего гигантского врага сверху, и когти он больше не втягивал. По какой-то причине гексапума колебалась, оглядываясь вокруг и поглядывая на деревья, как будто чего-то боялась. Но Стефани понимала, что эти колебания долго не продлятся.

– Нет, – услышала она свой собственный шепот своему крошечному защитнику. – Нет, она слишком велика! Беги! Пожалуйста! Беги!

Древесный кот не обращал внимания, уставившись на гексапуму, и к ужасу добавилось отчаянье. Гексапума убьет их обоих просто потому, что она не может убежать… а древесный кот не станет. Каким-то образом она знала, без тени сомнения, что у гексапумы не будет возможности добраться до нее, кроме как сперва разделавшись с ним.

* * *

В мозгах клыкастой смерти не к чему было прислушиваться, но Лазающий-Быстро понимал ее колебания и без этого. Это была старая клыкастая смерть, и она бы не прожила так долго, не выучив некоторых уроков. И среди них должно было быть и знание, что может с ней сделать атакующий клан, потому что у нее хватило смекалки оглядеться в поисках тех, кто мог бы поддержать его.

Но Лазающий-Быстро знал то, чего клыкастая смерть знать не могла. Здесь не было других из Народа – по крайней мере, пока. Они идут на помощь, несутся с отчаянной скоростью, но им ни за что не успеть вовремя.

Он воззрился на клыкастую смерть, бросал ей вызов и знал, что он не сможет победить. Ни один разведчик или охотник не смог бы в одиночку выжить в бою с клыкастой смертью, но и оставить свою двуногую он не мог, как не смог бы оставить котенка Народа. Он чувствовал ее отчаяние, попытку принудить его бежать и спасаться, не обращая внимания на нее, слышал мыслеголос сестры, умоляющий его о том же. Но все это не имело никакого значения. Не имело значения и то, что клыкастая смерть убьет двуногую в тот самый момент, как умрет он. Что имело значение, так это то, что его двуногая – его – не должна умирать в одиночестве, покинутая всеми. Он оплатит своей жизнью столько мгновений ее жизни, сколько сможет, и возможно – возможно – этого времени хватит Поющей-Истинно, чтобы добраться сюда. Это он сказал сам себе твердо, свирепо, стараясь убедить самого себя в том, что это правда.

А затем клыкастая смерть прыгнула.

* * *

Стефани наблюдала неподвижное противостояние древесного кота и гексапумы, уставившихся и рычащих друг на друга, и напряжение ранило ее как нож. Она не могла терпеть это, но не могла и избежать, а абсолютная, безнадежная отвага древесного кота разрывала ей сердце. Он мог бы сбежать. Он мог бы сбежать от гексапумы с легкостью. Но он остался, и что-то глубоко внутри, под паникой усталого, раненого, испуганного ребенка оказавшегося лицом к лицу со смертельной угрозой, которой ей никогда не приходилось встречать, откликнулось на его свирепый вызов. Она не знала, что это такое. Она даже не осознавала этого. Но, так же как древесный кот был полон решимости защищать ее, и она чувствовала столь же свирепую, столь же непреклонную решимость защищать