Прекрасная, бессердечная - [20]

– Нет ничего лучше спокойной жизни, а? – слабо улыбнулся он.

– В особенности когда можно отдохнуть от семейных неприятностей, – согласился я. – Как поживает ваша жена?

Он вздрогнул:

– Уилер, вы ведь не скажете ей?

– Почему вы так боитесь, что она узнает о ваших маленьких ночных прогулках?

– Вы не знаете Джуди, – сказал он с горечью. – Иначе бы вы не спрашивали. Стоит мне на кого-нибудь взглянуть, и разговоров не оберешься.

– Мне всегда почему-то казалось, что киноартисты смотрят на эти вещи просто, – сказал я. – Или это предрассудок?

– Если бы Джуди была такой! – сказал он пылко. – Она самая преданная жена из всех, кого я знаю. Попробуйте залезть к ней под юбку, лейтенант! Если у вас получится, я готов заплатить вам два процента с прибыли от своего будущего фильма!

– Это интересное предложение, мистер Равель, – сказал я. – Надо будет обговорить его с моим антрепренером.

– Так и сделайте! – посоветовал он искренне. – Видите ли, лейтенант, до женитьбы у меня была довольно дурная репутация. – На его лице появилась ироническая улыбка. – Но я исправился. По крайней мере, Джуди так считает, и мне не хотелось бы ее разочаровывать, старина. Если только она узнает… – При одном упоминании об этом его улыбка перестала быть иронической.

– Жена вам, наверное, очень доверяет? – спросил я.

– А как же иначе, – сказал он бодрым голосом. – Она меня безумно любит. – Он взглянул в сторону спальни. – Я думаю, что мне не стоит дожидаться Камиллу, – сказал он. – Передайте ей, что я позвоню, ладно?

– Ладно, – кивнул я.

– На сегодня мне хватит! – Он закрыл глаза, мысленно переживая случившееся. – Пойду, пока еще что-нибудь не произошло.

Я бросил взгляд в сторону двери и увидел, что она все-таки была не закрыта. Она была почти закрыта и, пока я смотрел на нее, открывалась все шире и шире.

На секунду я ощутил себя Элом Крестьянином – битником, который всю жизнь ждал, когда произойдет нечто из ряда вон выходящее, а когда наконец это произошло, то из-за неожиданности растерялся и не знает, что ему делать.

В щель просунулось дуло пистолета, а затем и рука, этот пистолет державшая. Руди все еще сидел в кресле с закрытыми глазами, не подозревая, что вечер для него еще и не начинался по-настоящему. Объяснять ему что-то не было времени – дуло пистолета было направлено ему прямо в спину.

Я схватил его за отвороты пиджака и изо всех сил швырнул в сторону. Он описал гигантскую дугу и шлепнулся на кушетку, а та, в свою очередь, спружинила и выкинула его на пол. В то же время раздались три выстрела подряд, и бутылка виски в баре разлетелась вдребезги.

Я чуть было не застонал при виде этого. Больше всего на свете я жаждал, чтобы со мной был пистолет, правда, если бы здесь не было меня – это было бы еще лучше.

Я одним прыжком очутился у двери, пока дуло не успело повернуться в мою сторону, и изо всех сил ударил по кисти руки, державшей пистолет. За дверью взвыли. Пистолет шлепнулся на пол, и, схватившись за кисть обеими руками, я принялся выворачивать ее вверх, одновременно поворачиваясь сам.

Этот прием надо проводить очень быстро, и я ни секунды не медлил, потому что люди с пистолетами меня всегда очень пугают Я резко наклонился вперед, занося руку через свое плечо, и перекинул стрелка через себя.

Он опять немилосердно взвыл.

Я вовремя вспомнил, что надо отпустить его кисть, и, пролетев по воздуху до ближайшей стены, он впечатался в нее с такой силой, что затрясся весь дом.

Я наклонился, поднял пистолет с пола и почувствовал себя значительно лучше. Со стороны кушетки донесся какой-то шум, и из-под нее внезапно выглянуло лицо Равеля.

– Землетрясение! – завопил он. – Все на улицу!

Человек у стены перекатился по полу со спины на живот. По-моему, он икал и, болезненно опершись об пол руками, встал на четвереньки. Он отдохнул несколько секунд, затем сделал нечеловеческое усилие и поднялся на ноги.

Я взглянул на высокую фигуру живого трупа с запавшими глазами, горевшими ненавистью, из них текли слезы.

Это был Бен Лютер, которого я уже встречал сегодня утром у Харкнесса и который тогда же попросил меня отделать Руди Равеля резиновой дубинкой.

– Я убью его! – яростно прошипел Лютер. – Где он?

Грязный лживый ублюдок, я убью его!

– Что вам сделал Руди? – спросил я с недоумением. – Я думал, что он вам нужен для этой вашей картины, в которую вы вложили так много денег?

– Руди? – Он уставился на меня так, как будто я с Луны свалился. – При чем здесь Руди?

– Но вы его пытались только что убить?!

– Вы что, с ума сошли?! – спросил он визгливо. – Это был лжец и негодяй Харкнесс.

– По-моему, они не похожи, – сказал я. – Но вы лучше взгляните сами.

Я помахал рукой в сторону белого изможденного лица, все еще торчащего откуда-то из-за кушетки.

Лютер медленно повернулся, затем внезапно вздрогнул.

– Равель! – прошептал он. – Я в него стрелял?

Его глаза внезапно закатились. И он хлопнулся в обморок.

Раздался щелчок замка, и дверь в спальню приоткрылась примерно на фут. В образовавшуюся щель просунулась голова Камиллы.

– Кто победил? – спросила она осторожно. Затем она взглянула на Бена Лютера, распростертого на полу, на Руди, торчавшего из-под кушетки с идиотским выражением лица, и глубоко вздохнула.