Прекрасная, бессердечная - [18]

Это платье кончалось ровно четырьмя дюймами ниже бедер. Я решил напрячь зрение и посмотреть сквозь него.

После непродолжительного осмотра я пришел к выводу, что под платьем ровным счетом ничего нет.

– Ты!.. – Она все еще отчаянно подыскивала нужное слово.

– Опоздавший, – с надеждой предложил я.

– Я найду для тебя подходящее слово! – выкрикнула она. – Нет! Я вообще не собираюсь тратить на тебя слова, Эл Уилер!

– Ну же, Золушка! – запротестовал я. – Что с тобой?

Еще только сегодня утром я был Крестьянином.

Она честно старалась не расхохотаться, и на какую-то минуту я решил, что у нее начались судороги, но в конце концов она не выдержала.

– Это нечестно! – рассмеялась она. – Я не могу сердиться, когда ты меня так называешь!

Я подошел к стенному шкафчику и налил шотландского виски себе и варварский "Поцелуй Дьявола" – Камилле.

– Как твое расследование? – спросила она, вдоволь насмеявшись.

– Хорошо, – сказал я.

– Ты его поймал?

– Мы знаем, кто это, – сказал я. – Но у нас недостаточно улик. Придется подождать, пока он не ухлопает еще кого-нибудь, и поймать его на месте преступления.

– Я серьезно, – она скорчила гримасу, – ты его нашел, Эл?

– Даже не знаю, он это или она!

– Ну вот! А я так настроилась на сенсационный вечер! Предвкушала твой рассказ о том, как ты поймал преступника голыми руками, а он тебя чуть не убил.

– Оставим это до завтра, – сказал я. – Или до следующей недели. Или до следующего месяца. Мы всегда находим убийцу, если он к тому времени не успеет умереть от старости.

– Я осторожно поставил рюмки на пол перед кушеткой, откинулся назад и усадил Камиллу к себе на колени. Она наклонилась, подняла рюмки, отдала мне мою и заерзала, устраиваясь поудобнее.

– Я рада, что ты пришел, – сказала она. – Хоть ты ужасно опоздал и был ужасно груб.

– Давай выпьем, – с энтузиазмом сказал я, – за это сумасшедшее платье, которое на тебе. Я раньше думал всегда, что женщина красит платье, а не платье женщину, но теперь убедился в обратном.

– С ним следует носить бикини, – сказала она скромно. – Но я знаю, что ты вечно путаешься в этих завязках.

– Ты понятливая девушка, Золушка, – сказал я о теплотой в голосе, и Камилла захихикала.

– Эл, – она вдруг снова посерьезнела, – ты говорил о чем-нибудь с управляющим, когда уходил сегодня утром?

– Так, перебросился парой слов, – осторожно сказал я. – А в чем дело?

– С ним что-то случилось, – сказала она. – Я весь день загорала, а он даже ни разу не посмотрел на меня в этот свой бинокль. А когда он теперь проходит мимо, то отворачивается. Раньше он просто раздевал меня глазами.

– Я просто мимоходом заметил ему, – неопределенно пробормотал я, – что это смущает тебя.

– Меня? – Она звонко расхохоталась. – Ты шутишь?

– Конечно шучу, – сказал я. – Ты можешь растерять всю одежду на Пятой авеню в Нью-Йорке и то не смутишься.

Я допил виски и поставил пустую рюмку на пол.

– Налить еще?

– Я думаю о другом, – честно признался я, – Ночь длинна, любимый, – сказала она. – Мы еще успеем выпить, тем более что мне хочется.

– Как скажешь.

Она подошла к стенному шкафчику босиком и твердой рукой смешала себе коктейль.

Я должен был признать, по крайней мере, что ее недостатки были самыми лучшими недостатками.

– Эй, – сказал я. – Послушай, ты богата?

– Не говори глупостей, – сказала она, – не смешно.

– Ты должна быть богатой, – сказал я. – Ведь ты не работаешь, а умудряешься платить за эту квартиру.

– Я думаю, что, став полицейским, ты стал и ищейкой, – холодно сказала она. – Тебе обязательно надо обнюхать руку, которая тебя гладит и чешет за ухом.

– Попробуй почесать меня за ухом, и я откушу твою руку, – предупредил я. – Чего ты разбушевалась? Мне просто любопытно.

– А ты не любопытствуй. – Она нахмурилась. – Это твое любопытство может все испортить.

Она подошла к кушетке с полными бокалами в руках, затем вновь удобно устроилась у меня на коленях.

– Знаешь что, Эл Крестьянин, – сказала она, – мы ведь знакомы только с сегодняшнего утра, так что не искушай судьбу, ладно?

Я отхлебнул виски и заставил себя вздохнуть.

– Договорились, – сказал я. – Давай тогда поговорим о чем-нибудь другом, о Париже, например?

– При чем здесь это? – спросила она ледяным тоном.

– Ну, – я пожал плечами, – ты там была, я тоже там бывал после войны. Я работал в армейской разведке и работал бы там до сих пор, если бы какой-то умник не придумал этого теста на определение умственных способностей. Ты где останавливалась в Париже?

– Забудем про Париж! – сказала она раздраженно. – Мне этот проклятый город никогда не нравился. Расскажи мне лучше о следствии. Что ты сегодня делал, когда от меня ушел?

– Путешествовал на своей машине, – сказал я. – Побывал там, где начинается пустыня, и даже дальше, и умудрился вернуться обратно, опоздав всего на полчаса. Ты должна гордиться своим мальчиком-крестьянином!

– Твои шутки, как всегда, не остроумны, – сказала она резко. – В них зубы вязнут, как в варенье из чернослива. И это самая несмешная шутка!

– Это не шутка, – сказал я. – Это правда. Городок под названием Окридж. Раньше был конечной остановкой для поездов, пока поезда не взбунтовались и не отказались там останавливаться. Сейчас там не осталось ничего, кроме кладбища, но зато какого кладбища!