Преимущества и недостатки существования - [4]

Где он теперь? Чего он захочет, когда вернется? Бутербродов с ветчиной, они надеются. Он захочет пива. Он может купить его здесь, Нина уже послала заявление на лицензию на продажу алкоголя, это — формальность. Гость, конечно, хочет бутерброд с ветчиной. Нина посыпает его перцем-чили, добавляет чеснока, жарит лук на сковородке, берет домашний хлеб, салат из огорода, сверху — маринованный огурец. Он выпивает пива и сразу хочет еще. Ему дают, холодное пиво из огромного ящика огромного холодильника, пиво продается. Он идет в туалет напротив гардероба, стены тоже только что покрашены, и там тоже стоит ветка шиповника. После второго пива гость идет спать. Они убирают, как можно тише, не включают ни посудомойку, ни телевизор, они читают. Несколько раз за ночь она просыпается, лежит и слушает. Чужой человек дышит, спит, доверившись дому и его владельцам. Входные двери закрыты, окна на первом этаже тоже, но откуда ей знать — может, он боится и не спит. Может быть, сердце его сильно колотится. Несчастное, преходящее существо, один во всем мире. Нина встает и выходит в коридор. Он длинный, темный и пустой. Свет не проглядывает ни через щель между порогом и дверью, ни через замочную скважину. Она крадется вниз по лестнице, выходит на улицу, обходит дом, ступая по холодной траве, и застывает под открытым окном, чтобы услышать ровное дыхание постояльца, но все тихо, вроде он спит. Нина садится на кухне и пишет. Эвенсен выходит в море на лодке, она вздымается и погружается, как пение птиц среди деревьев. Неужели это быстрые стайки рыб дугой выпрыгивают из воды? Скоро в тени будет больше солнца, чем тени, и рассеивается нереальность, полусон, будто мир появляется и проявляется, мгновение за мгновением, одно маленькое чудо за другим, все-таки это не похоже на сон. Она выносит сыр и яйца, домашний хлеб, накрытые полотенцем, кофе варится, его пряный запах смешивается с запахом клевера, стоит ей открыть двери. Вода шумит в трубах, он принимает душ. В семь часов он спускается, выпивает две чашки черного кофе, съедает два яйца всмятку и два бутерброда с маслом, оплачивает счет наличными и исчезает. Она слышит, как заводится бордовое «вольво» на парковке, и облегченно вздыхает.

Она изучает тарелку, из которой он ел. Чашку, из которой он пил. На скатерти остались яичные пятна. Она не трогает скомканную салфетку. Убирает еду, все осталось, как она накрыла, только в масле видны следы ножа. Она поднимается в комнату, где он спал, и задерживает дыхание, пока не открывает ставни и широко не распахивает окно. Одеяло лежит в ногах, маленькое полотенце не тронуто на стуле, большое висит в ванной, все еще мокрое. В раковине остались комки пены с остатками сбритой щетины.

Она срывает постельное белье и несет его в подвал, запускает большую стиральную машину впервые по долгу службы.

Эвенсен приходит с ведром рыбы. Ему наливают кофе за угловым столиком в столовой. Адвокат Антонсен звонит и заказывает номер на следующий четверг, на две ночи, с его отъезда прошло не больше полутора часов. Два заказа поступают по электронной почте, двухместные номера на две ночи в следующие выходные, так что в ночь с пятницы на субботу у нее будет пять гостей. Шампанское лежит в холодильнике. Она выкладывает из камня скамейку в самом солнечном месте, у последней шхеры слева внизу, используя ее как спинку. Агнес катает и носит камни.

В столовой сидит Эвенсен и пьет кофе. Она не забывает о нем. Ему ничего не нужно, он не просит кофе, Нина сама предлагает, она ничего на нем не зарабатывает. Он — завсегдатай, такими надо дорожить, такие не должны переводиться, таких она видела, останавливаясь в пансионатах за границей, в маленьких барах, кафешках, где хозяин сидит за своим столиком рядом со стойкой и кухней с бокалом анисового ликера, или пивом, или кофе, через плечо у него перекинуто полотенце, на столе — колода карт, пепельница и мобильный телефон, и друг, завсегдатай, рядом. Она видела, что такой путь вполне годится для достойного заработка. Дом, больше обычного, управляемый на собственное усмотрение, взмах рукой официанту, другу и коллеге, и тот появляется с еще одним пивом или кофе, пока она обозревает помещение и стоит у руля. Вытирает стол, ввязывается в потасовку, считает кассу в конце дня, своим присутствием гарантирует этому кораблю долгое плавание по морю жизни. Стоять в холле, думала она, или за стойкой и протирать стаканы, включаться или не включаться в политические дискуссии в другом углу, с мягкой надменностью увещевать ссорящихся супругов, нечаянно подслушивать чей-то план ограбления, становиться свидетелем измен — таким образом можно зарабатывать на существование, думала она, а зарабатывать необходимо. Убежище для исковерканных судеб, еле различимое в полутьме, залитое красным вином, нечто непроизносимое и необязательное в атмосфере ничегонеделанья и расслабленности, мирок в стороне от мира с его шумом и требованиями, другими правилами игры, корабль, дрейфующий между континентами по морю размером с комнату, а в глубине его — загороженное пустое пространство, в котором успокаивающий стук двигателя и дыхание других в той же лодке приглушает страх. Запах потерь и запах снов о новых неизведанных царствах и новом начале, утоляющее вино, пенящееся пиво. Когда все потеряно, они снимут очки и постучат в дверь, она откроет им, проводит их к столу и спросит, чего они изволят. Найти для них тихий уголок на удобном расстоянии от чужого гула, предложить своего рода общение, своего рода участие, думала она, чтобы они не изгнаны были, а приняты в сообщество вне общества. Наливать пиво из бочки, опустошать пепельницы и провожать последнего гостя до калитки, слышать последнее, исчезающее с ночным ветром слово. За дальнюю, внутреннюю калитку никто не зайдет, и хорошо, за ней все мы одиноки. Подметать пол, поднимать стулья на столы, считать деньги, думать свои медленные думы в темноте, сочинять фразы, сплетать их друг с другом и спать. Спать и самой переворачивать табличку «закрыто» на «открыто» у входной двери на следующий день. Так она думала и теперь оказалась здесь. Избушки на горных перевалах в межсезонье, за которыми присматривают жильцы той части дома, где всегда горит свет, когда все погружено во тьму, они ремонтируют лыжные базы и заграждения для снега, помечают шаг за шагом, камень за камнем тропинки в горах, когда отдыхающих нет поблизости. В их окнах горят желтые свечи, как тогда, когда среди холода, тьмы и бури экскурсионный автобус пробирался через заснеженные перевалы от одного рыбацкого поселка к другому, и на всю северную Норвегию светилось, быть может, одно-единственное здание. Они остановились, зашли в тепло; кто был голоден, заказал кофе, или жаркое из северного оленя с грибами и ягодами можжевельника, или рыбу, пойманную утром в море, остановись они ночевать, для них протопили бы комнату, и ее охватывал необыкновенный покой. А утром, когда они собирались дальше, она думала, что хотела бы остаться, будь это возможно, что такая жизнь должна быть очень хорошей. Желать гостям спокойной ночи перед сном, спрашивать, когда подавать завтрак. Говорить «добро пожаловать», «спокойной ночи», «пожалуйста», «доброе утро» и «удачной дороги».