Прегрешения богов - [10]

— Ой-ой, — прыснул Фар Дарриг. — Вы решили, будто это я. Думаете, я им перерезал глотки?

— Да, теперь думаем, — сказал Дойл.

Фар Дарриг рассмеялся: такой смех услышишь в темноте — испугаешься. Смех удовольствия при виде чужих мучений.

— Расспроси ту фею, что примчалась сюда и чего только не наговорила. Она в истерике билась, несла чушь о трупах, одетых как в детских сказках, да еще и с сорванными цветами в руках. — Он презрительно фыркнул. — Любой фейри знает, что цветочные феи цветов не рвут. Они их пестуют, а не убивают.

Об этом я не подумала, а он был абсолютно прав. Типично людская ошибка, как и та иллюстрация, что послужила образцом. Кое-кто из фей умеет поддерживать жизнь в сорванных цветах, но это редкий талант. А большинство фей-крошек не любят цветочные букеты — они пахнут смертью.

Убийца должен быть человеком. Надо сказать Люси. Но тут мне пришла в голову еще мысль. Я попыталась подвинуть Дойла в сторону, но это все равно что гору пытаться убрать с пути — толкай сколько хочешь, но вряд ли сдвинешь. Пришлось говорить из-за его спины.

— А эта фея видела убийство?

— Не-а. — Морщинистое лицо Фар Даррига — или то, что я от него видела, — выразило искреннее сожаление. — Она там на холме за цветами приглядывает. Полетела к ним и увидела толпу полицейских.

— Все равно нам нужно с ней поговорить, — сказала я.

Он кивнул — качнулся фрагмент лица между боками Дойла и Холода.

— Она там, в подсобке. Доббин ей чего-то налил, чтобы успокоить нервы.

— А сколько она там пробыла?

— Спроси ее сама. Но ты сказала, что хочешь поговорить с кем-то из фей-крошек, а не именно с ней. О чем ты собиралась с ними говорить, моя королева?

— Хотела предупредить, что им грозит опасность.

Он нагнул голову — в просвет между Холодом и Дойлом глянул черный глаз. Вокруг глаза бежали морщинки — Фар Дарриг улыбался.

— С каких это пор сидхе уделяют судьбе пропавших в Лос-Анджелесе цветочных фей больше внимания, чем крысиному хвосту? Их по дюжине в год погибает от соседства с железом и техникой, но ни один двор не принял их обратно даже ради спасения их жизни!

Улыбка исчезла к концу тирады, осталась только злость.

Я постаралась не выдать удивления: если он говорил правду, то я этого не знала.

— Мне есть до них дело, иначе бы я сюда не пришла.

Он с серьезным видом кивнул:

— Надеюсь, что тебе дело есть, Мередит, дочь Эссуса, очень надеюсь.

Холод повернулся, оставив Фар Даррига на Дойла. Холод смотрел мне за спину — за нами образовалась небольшая пробка.

— Позвольте пройти? — спросил меня стоявший первым мужчина.

— Простите, — сказала я, улыбаясь. — Встретили старого друга.

Он невольно улыбнулся в ответ, и голос зазвучал не так раздраженно:

— Так может, продолжите разговор под крышей?

— Конечно, — кивнула я.

Дойл открыл дверь, велел Фар Дарригу идти вперед, а следом вошли мы.

Глава 5

Внутри в «Фаэде» всюду было дерево — чудесные образцы ручной резьбы. Большая часть интерьера перешла сюда из какого-то давно снесенного салуна Дикого Запада и бережно сохранялась. Травяной и чуть мускусный запах мебельного воска мешался с роскошным ароматом чая, а поверх всего плыл запах кофе, такой густой, что чувствовался на языке. Наверное, здесь только что закончили размалывать зерна для очередного клиента, потому что Роберт требовал плотно закрывать кофе и тщательно следил, чтобы это требование выполнялось. Не столько ради сохранности самого кофе, сколько чтобы его запах не перебивал более нежные ароматы разных чаев.

Все столики были заняты, и клиенты сидели у закругления барной стойки, ожидая места за столиком, либо пили чай у бара. Людей и фейри было примерно поровну, но все фейри — из малых рас. Сбрось мы гламор, оказались бы здесь единственными сидхе. Изгнанников-сидхе в Лос-Анджелесе вообще немного, но те, кто есть, считают «Фаэль» пристанищем для существ рангом пониже. Есть пара клубов, специализирующихся на сидхе и их подражателях, но совсем в другом районе. Дойл с его нынешней посветлевшей кожей и острыми ушами сошел бы за такого подражателя, вставившего хрящевые импланты, чтобы походить на «эльфа». Здесь сидел уже один такой за дальним столиком — высокий блондин с имплантами в ушах. Он даже отрастил волосы для пущего сходства — прямые и длинные. Но хоть лицом он был красив, широкие плечи слишком явно говорили, сколько времени он проводит в спортзале, и вообще в облике была грубоватость, как у незавершенной скульптуры, — все это выдавало в нем человека, а не сидхе.

Блондин таращился на нас. На нас многие из посетителей смотрели, но недолго, потом возвращались к своим делам. А этот разглядывал нас поверх своей чашки, и мне такое пристальное внимание не нравилось. Вряд ли он видел сквозь гламор — для этого он был слишком человек, — но он мне не нравился, не знаю почему. То ли я его где-то встречала, то ли должна была узнать. Ощущение было трудноуловимое; может, это просто нервы. Такое бывает после осмотра места убийства — везде начинают мерещиться преступники.

Дойл тронул меня за локоть и шепнул на ухо:

— Что такое?

— Нет, ничего. Лицо показалось знакомым.

— Тот блондин с имплантами? — спросил он.