Преемники: от царей до президентов - [5]

С точки зрения ближнего круга Ивана IV — а это в основном были знатные бояре вроде постельничего Адашева и князя Курбского, во главе которых стоял священник Сильвестр (близкий к тогдашнему митрополиту), — молодой государь взял жену «не по себе». Худородную или, как, ничуть не стесняясь, пренебрежительно говорили приближенные царя, «рабу». Никто тогда, естественно, не мог предвидеть, что именно род Кошкиных-Захарьиных-Юрьевых-Романовых и сядет после Смуты на царский престол. И что добрый характер и ум «рабы» Анастасии, оставшиеся в людской памяти, сыграют немаловажную роль при выборе царем Михаила Романова.

Первый, «светлый», период царствования Ивана IV запомнился немалыми успехами во внутренней и внешней политике, и, справедливости ради, следует признать, что тогдашний ближний круг монарха ему в этом активно помогал. Судите сами. Исправлен так называемый «Судебник», который предусматривал после реформы даже суд присяжных (тогда их называли «целовальниками»). Составлен сборник правил церковного порядка, который устранил хаос в церковном управлении. С успехом проведена реформа местной земской власти. Серьезно реформирована армия, что позволило Москве завоевать сначала беспокойное Казанское царство, а затем и Астраханское. Эти победы открывали русским дорогу на восток и на юг.

Весь этот благополучный для России период закончился, едва между государем и его ближайшим окружением пробежала черная кошка преемничества. Когда в 1553 году Иван серьезно захворал и, не надеясь уже на выздоровление, захотел оформить завещание в пользу своего сына Дмитрия, то вчерашние царевы единомышленники тут же, у постели, больного своего покровителя предали.

Причиной неповиновения был страх. В случае смерти государя ближний круг потерял бы все свое влияние, поскольку на смену ему неизбежно пришла бы родня царицы Анастасии и наследника Дмитрия. Отсюда и смута. Адашев, Курбский и батюшка Сильвестр не пожелали целовать крест Дмитрию, а прямо заявили, что трон должен наследовать двоюродный брат государя князь Владимир Старицкий. Лишь неимоверными усилиями Иван переломил ситуацию и заставил приближенных исполнить свою, как ему казалось, последнюю волю.

Горький урок был заучен царем накрепко. После смерти Анастасии в 1560 году (при ней государь держал себя в руках) пришел час расплаты, а для страны начался второй, уже «темный» период царствования Ивана Грозного. Сильвестр был отправлен в Соловецкий монастырь, Адашев в Ливонию, где и умер, Курбский сам бежал в Литву, откуда посылал царю обличительные письма. Кое-кто принял и смерть. Этими мерами государь, однако, не ограничился. Нежелание ближнего круга целовать крест преемнику вылилось в то, что хорошо известно в русской истории как опричнина.

Подозрительный Иван расправлялся уже не с бывшими друзьями и помощниками, а со всей великокняжеской аристократией, на которую, как считал, не мог теперь положиться. Впрочем, метла опричнины работала очень размашисто, поэтому под репрессии попадал в ту пору кто угодно, даже простолюдин. Как бы то ни было, княжеская аристократия была разгромлена и унижена, а старые удельные вотчины княжат перешли в собственность государя.

Столь широкими оказались круги от камня, неосторожно брошенного когда-то в спокойные воды ближним кругом Ивана IV. Внимательный исследователь справедливо заметит, что причины опричнины глубже и искать их надобно в глубоких противоречиях тогдашнего общества, с чем и не спорю. Утверждаю лишь, что внешним толчком для появления опричнины и ее эмоциональным фоном, болезненным нервом, стала для Ивана IV история 1553 года — его столкновение со своими ближайшими помощниками по поводу преемника.

Есть во втором периоде правления Ивана Грозного и еще один любопытный момент: феномен, который я бы назвал «фантомным преемничеством».

Речь идет сначала о потрясшем весь русский народ внезапном отъезде в 1565 году «отца-батюшки» в Александровскую слободу. Вопль над страной стоял отчаянный: «Увы, горе! Согрешили мы перед Богом, прогневили государя своего многими перед ним согрешениями и милость его великую превратили на гнев и на ярость! Теперь кому прибегнем, кто нас помилует и кто избавит от нашествия иноплеменных?»

Народные слезы и стенания заставили государя в конце концов смилостивиться и вернуться.

Впрочем, еще интереснее факт появления в 1574 году (в разгар борьбы с аристократией) «фантомного преемника», назначенного самим Иваном из числа самых маловлиятельных и малоприятных для народа своих приближенных. Речь идет о Семионе (Симеоне) Бекбулатовиче, «касимовском царьке», который хотя бы в силу своих корней, восходящих к Золотой Орде, не имел ни малейшего шанса составить Грозному даже видимость конкуренции. При Семионе, официально именовавшемся «великим князем всея Руси» и венчанном на царство шапкой Мономаха, по соседству, преклоняя перед ним голову на заседаниях Боярской думы, скромно существовал «национальный лидер» в звании боярина Ивана Московского. Этот боярин и жил в эпоху Бекбулатовича не во дворце, а на Петровке, и ездил по городу в обычной телеге, и на рынке торговался, как простой.