Преемники: от царей до президентов - [39]

Наконец, Павел в русской истории и литературе традиционно изображается не только самым уродливым из русских царей (из-за чрезмерно вздернутого маленького носа), но и злобным безумцем, помешанным на прусском воинском уставе, способным отправить на каторгу в Сибирь любого подданного за случайно расстегнутую на мундире пуговицу.

Иначе говоря, официальный исторический облик Павла I далек от традиционного парадного портрета, где оригинал стараются обычно хоть как-то приукрасить. Здесь все наоборот. Словно над холстом трудился не придворный живописец той эпохи, а какой-нибудь авангардист XX века, скорее всего кубист. На исковерканном до неопределенности историческом фоне беспощадно подчеркнуты курносый нос, безумный глаз, жесткий воротник прусского мундира и карикатурная поза маленького человечка, безнадежно старающегося выглядеть выше ростом. Личность с такой судьбой и таким посмертным имиджем вряд ли можно назвать удачливой.

Впрочем, как известно, очень многое в официальной истории (как русской, так и мировой) построено на мифах либо умолчании. Вопросы возникают сразу же, как только от общепринятой версии переходишь к архивным источникам. Один из воспитателей Павла — Порошин, чья высокая репутация не оспаривается никем, — отмечал в своем дневнике:

Если бы Его Величество человек был партикулярный и мог совсем предаться одному только математическому учению, то бы по остроте своей весьма удобно быть мог нашим российским Паскалем.

Даже если допустить, что воспитатель не вполне объективен, сравнивая возможности своего ученика с гением великого французского математика и физика, все равно очевидно, что хотя бы в этой области дела у молодого Павла шли не так уж и плохо.

Другой очевидец, гвардейский офицер Саблуков, в своих воспоминаниях свидетельствует:

Павел знал в совершенстве языки: славянский, русский, французский, немецкий, имел некоторые сведения в латинском, был хорошо знаком с историей и математикой; говорил и писал весьма свободно и правильно на упомянутых языках.

Еще один повод для сомнений. Чтобы прилично выучить перечисленные выше языки, нужно быть либо способным, либо хотя бы трудолюбивым человеком, но уж точно не ленивым оболтусом, на что откровенно намекает, говоря о Павле, официальная история.

Понравился будущий император и за рубежом, где побывал под именем графа Северного. Понравился даже придирчивой прессе. Журнал "Mercure de France" писал:

Русский князь говорит мало, но всегда кстати, без притворства и смущения и не стремясь льстить кому бы то ни было.

Самое приятное впечатление Павел произвел также на французских литераторов и художников. Кстати, приездом великого князя в Париж удачно воспользовался Бомарше. Благодаря протекции Павла французский король согласился прослушать чтение пьесы "Женитьба Фигаро". Оба знатных слушателя остались довольны. Так что крестным отцом знаменитого Фигаро является Павел.

Даже если ко всем приведенным выше свидетельствам отнестись с необходимой придирчивостью и поделить все высказанные здесь комплименты пополам, то и в таком случае "этот" Павел даже отдаленно не напоминает того традиционного Павла, о котором обычно повествует русская история. Один из них образован, умен, весел, обладает тонким вкусом, любит Францию. Другой, из российского учебника истории, — недалек, мрачен, злобен, пруссак по натуре и вкусам.

Обе версии сходятся, пожалуй, лишь в одном: Павел действительно временами был крайне вспыльчив и в эти моменты плохо владел собой. Официальная история приводит немало примеров того, как взбешенный чем-либо император сурово наказывал за какую-нибудь ничтожную провинность тех, кто имел неосторожность попасть ему под горячую руку. Альтернативная история не остается в долгу и приводит ровно столько же примеров того, как Павел, искренне раскаиваясь и страдая из-за своей вспыльчивости, приходя в себя, тут же отменял несправедливые решения и щедро одаривал пострадавших. Андрей Разумовский, один из друзей Павла, вспоминал, что однажды тот в откровенном разговоре, признавая недостатки своего характера, сказал: "Моя цель — уравновешенное поведение. Повелевать собою — величайшая власть. Я буду счастлив, если достигну ее".

Припадки ярости — дело не такое уж редкое в кругу русских государей. Здесь император ничем не отличался от Ивана Грозного или Петра Великого. К тому же существует версия, что раздражительность Павла вовсе не была "подарком" природы, а явилась следствием неудачного отравления. Историк Шильдер утверждает:

Когда Павел был еще великим князем, он однажды внезапно заболел; по некоторым признакам доктор, который состоял при нем (лейб-медик Фрейган. — Я. Р.), угадал, что великому князю дали какого-то яда, и, не теряя времени, тотчас принялся лечить его против отравы. Больной выздоровел, но никогда не оправился совершенно; с этого времени на всю жизнь нервная его система осталась крайне расстроенною: его неукротимые порывы гнева были не что иное, как болезненные припадки…

Князь Павел Лопухин свидетельствует:

Когда он приходил в себя и вспоминал, что говорил и делал в эти минуты, или когда из его приближенных какое-нибудь благонамеренное лицо напоминало ему об этом, то не было примера, чтобы он не отменял своего приказания и не старался всячески загладить последствия своего гнева.