Предзнаменование - [34]
Молинас осторожно встал, стараясь, чтобы воск со свечи не капал на него. Свечу он поставил обратно в нишу.
— Может, какой-нибудь невежественный францисканец тебе и поверил бы. Но если ты думаешь обмануть меня, ты глубоко ошибаешься. — Он резко повернулся к соломенной подстилке. — Сначала ты говорил, что преподавал еврейский язык и доктрину. Какую доктрину, если не Каббалу? Ты сам утверждал, что это было интересно французам. А может, ты преподавал им заветы Талмуда, чтобы обратить их?
Теперь Джованни да Париджи заплакал в голос.
— Нет, клянусь вам! Единственное учение, которое я знаю, это гематрия. Ее я и преподавал.
— Гематрия? Это еще что такое? — удивленно спросил Молинас.
— Это искусство толковать слова посредством численного значения букв, из которых они состоят. Евреи пользуются гематрией, чтобы толковать Тору, Закон народа Израиля.
— Численное значение? Не понимаю.
Чтобы что-то сказать, узник вынужден был сплюнуть на пол мокроту, которая заполняла гортань.
— Есть такие слова, которые содержат важнейшие числа. Например, Митра или равнозначное ему Абраза…
Молинас подскочил, словно к нему прикоснулись раскаленным железом.
— Ты сказал — Абраза?
Джованни да Париджи удивленно посмотрел на него.
— Ну да. На самом деле это греческое слово Абраксас.
— Итак, ты знаешь, что означает… — Молинасу никак не удавалось прикинуться спокойным. Голос его охрип от волнения, и он почти забыл, о чем говорил до этого.
— Да, конечно. Это очень просто.
Молинас снова подошел к подстилке. Сердце колотилось, и его трясло, как в лихорадке. Однако ему удалось произнести с надлежащей холодностью:
— Теперь слушай меня внимательно. Ты понятно объяснишь мне, что означает слово «Абраксас» и все его возможные применения. Мне известно, что ты живешь с женщиной по имени Перна. Я много раз видел, как муж и жена вместе всходили на костер, но иногда жену сжигали раньше мужа, чтобы его наказание было более полным. Если ты сейчас скажешь мне правду, Перна будет первой, кого ты спасешь, а потом и себя. Начинай, я слушаю.
Молинас провел в каземате почти час. Выйдя оттуда, он отправился на поиски инквизитора Камарго. Он перехватил его, когда тот возвращался с мессы.
— Ваше преосвященство, — порывисто сказал он, — прошу вас написать в Супрему, что вы более не нуждаетесь в моих услугах. Я непременно должен вернуться к своей первоначальной миссии.
— Это так срочно?
— Да.
— Хорошо. Следуйте за мной в кабинет.
РОЖАТЬ В МУКАХ
Мишель шел к дому почти бегом, ловя на себе восхищенные взгляды прохожих, отчего он все больше гордился собой. На миг он решил никогда не снимать с головы шапочку, овеянную такой славой. Если в его фамильном гербе «Soli Deo» таилась загадка, если его предки вызывали к себе скептическое отношение (и он знал, насколько обоснованно), то головной убор, который он теперь носил, являлся неоспоримым свидетельством авторитета и компетенции. Если не перед ним самим, то перед его беретом обязаны были почтительно склонять голову.
Он нетерпеливо постучал в дверь двухэтажного домика, где в полной изоляции жила его супруга. Ему пришлось подождать, пока дверь открылась и на пороге появилась Магдалена с ребенком на руках. С минуту Мишель молча глядел на нее. После родов ее кожа сильно побелела, словно от нее отлила кровь, и золотистая россыпь веснушек, которые никак не соответствовали критериям красоты того времени, почти исчезла. Магдалена тяжело перенесла беременность, но ни капли не подурнела, и ее осунувшееся лицо по-прежнему озаряли сияющие синие глаза.
— Ну, что вы об этом скажете? — улыбаясь, спросил Мишель, указывая на шапочку.
— Ой, тебе… вам так идет!
Магдалена протянула губы, но он поцеловал сначала лобик сына, который беспорядочно шевелил ручонками, и только потом запечатлел легкий поцелуй на губах жены, почти сразу отстранившись.
— Вы приготовили что-нибудь поесть? — спросил он. — Я так спешил к вам, что отказался от ужина в Кастельно.
Лоб Магдалены порозовел.
— Сказать по правде, я не ждала вас так быстро, но что-нибудь поесть найдется. Отдыхайте, я займусь ужином.
Впервые за весь день Мишель нахмурился.
— Муж вправе, вернувшись домой, рассчитывать на достойный ужин. Тем более в тот день, когда он защитил диплом.
Магдалена прошептала:
— Но как же я могла знать… Нет, вы правы. Заботы о ребенке поглощают меня целиком. И мне никто не помогает, кроме сестер, у которых свои дети. Поэтому я иногда и забываю о своем долге.
— Не иногда, а часто. Слишком часто, — сурово отчеканил Мишель.
