Предзнаменование - [15]

Рабле согнулся в комически торжественном поклоне.

— Будет исполнено, не сомневайтесь.

— Что до вас, господин Рабле, то вы должны быть отмечены особо. Думаю, вы достойны того, чтобы получить диплом. Я поговорю об этом с вашим наставником, доктором Широном. Приступим к делу по возможности быстро.

— Но я всего несколько месяцев как поступил!

— Неважно. Сколько вам лет?

— Тридцать шесть.

— Самый возраст. У вас репутация знающего человека. Дайте нам месяца два, и вы доктор.

Нотрдам нахмурил брови. Хоть он и был другом Рабле, искренне порадоваться за него не получалось. Ведь победа над чумой — его и только его победа. К тому же у него за плечами годы учения. Конечно, он проходил курс в Авиньоне, а Рабле — в более престижном Париже. Но он подозревал, что главной причиной несправедливости было его еврейское происхождение…

Пришлось сделать хорошую мину при плохой игре.

— Поздравляю, Франсуа! — промямлил он. — Ты уже выбрал тему для защиты?

— Конечно! — ответил Рабле с невинным видом. — Это будет комментарий к знаменитому трактату Ардуина об искусстве прилично пернуть в обществе.

— Брысь отсюда! — зарычал Ромье, скорчив свирепую гримасу. — И не забудьте явиться к господину Муле!

— Да кто ж о таком забудет? — отозвался Рабле, обнял за плечи Мишеля и Оноре и потащил их за собой.

Несколько часов спустя трое студентов, к которым присоединились Антуан Сапорта, Франсуа Робине и Гийом Рондле, весело ужинали в снова открывшейся «Ла Зохе». С ними сидела Коринна, как всегда глядевшая весело и чуть-чуть лукаво, а с ней еще две девушки: рыжеволосая Мари, чью белоснежную кожу прекрасно оттеняли зеленые глаза, и застенчивая смуглянка Жюмель,[12] с кудряшками вокруг высокого лба.

Пока хозяин подавал паштет из телятины, сдобренный множеством специй, Рабле наклонился к Мишелю.

— Что-то рожа у тебя больно вытянулась, дружок. Похоже, я догадываюсь о причине. Не сомневайся: все знают, что победа над чумой — твоя заслуга. И Ромье это знает. А вопрос о моей защите решен уже давно. Мой наставник Широн объявил мне об этом еще тогда, когда я только поступил.

Мишель, услышав от друга все, что он так старался скрыть, огрызнулся.

— Не это сейчас меня занимает, — соврал он. — Не видел ли кто из вас испанца в черном плаще, который десять дней тому назад был у меня?

Антуан Сапорта раздраженно махнул рукой:

— Опять эта история! Да что ты так разволновался? Что плохого он тебе сделал?

— Из моей комнаты пропали книги.

— Книги? Какие книги? — Видя, что Мишель не хочет отвечать, Сапорта пожал плечами. — Может, их взял Педрие, твой сосед по комнате?

— Это был не Педрие. Он не интересуется моим чтением.

Рабле покачал головой и повернулся к девушкам:

— Помните человека в черном плаще? Он приходил сюда еще?

— Таверна открылась только сегодня, — ответила Коринна. Потом прибавила: — Я этого типа хорошо запомнила. Бледный, как мертвец, а башка — как череп. Я бы с таким ни за что в постель не пошла.

— А тебя не больно-то и просят. Все твои тайные прелести принадлежат нам. Точнее, Мишелю, он нынче герой дня.

— По-моему, он больше занят Жюмель, чем мною. Если бы ты не завел речь про героя, я бы рискнула сказать, что он просто ест ее глазами.

Мишель был не робкого десятка, но в этот момент его мучило столько разных мыслей, что он растерялся и покраснел. Его взгляд и правда время от времени останавливался на застенчивой и грациозной Жюмель. Вот и сейчас его глаза встретились с карими глазами девушки, и она свои быстро опустила. К собственному удивлению, он тоже потупился.

За столом пантомиму заметили и раздался взрыв хохота, который еще больше смутил юную пару. Рондле сложил сердечком красные губы, и его лицо херувима, обрамленное белокурыми локонами, приобрело детское выражение.

— Похоже, сегодня мы присутствуем при рождении любви, — промурлыкал он медовым голоском.

— Что всегда прекрасно, — продолжила Коринна, когда веселье достигло пика, и повернулась к товарке с видом старшей: — Ну е, мадемуазель Жюмель, не будьте такой букой. Нынче ночью к вам в постель пожалует не просто клиент, а сам господин Мишель де Нотрдам, великий ученый и победитель эпидемии. Что же вы корсет-то зашнуровали до самой шейки? Распустите шнуровку, покажите господину медику, что его ожидает после ужина.

У Жюмель вспыхнули уши, что вызвало новый взрыв веселья за столом. Расценив это как вызов, девушка рассерженно вскочила и с гордостью дернула за шнурок.

Рабле присвистнул:

— Черт возьми, уж на что Коринна хороша, но и Жюмель не шутит. Теперь понимаю, что такое «близняшки», на которых намекает ее прозвище.

Чувствуя себя очень неловко, Мишель скользнул взглядом по нежной коже, по родинке над правым соском. Чтобы придать себе важности, он поднес к губам кубок с вином и осушил его до дна. Снова встретившись со взглядом Жюмель, он увидел, что на этот раз глаза девушки молили о пощаде, а былая гордость исчезла бесследно. И он почувствовал себя мерзавцем. Резким движением поставив кубок, он поднялся, подошел к девушке и грубо стянул шнуровку блузки, прикрыв ей грудь.

— Пойдем погуляем, — сказал он, — а то здесь становится нечем дышать.