Предыстория - [61]

Тринадцатая глава

Ян проснулся, как ему казалось, через полчаса от повторного крика чибиса и жары. Было душно, тело покрывалось потом и сильно зудело. Он позвал хозяина, но никто ему не ответил. Беспокойство усилилось неизвестно отчего, и тут он вспомнил о Струнке. Решение пришло быстро. Он вспомнил, что под навесом есть сено, и решил перебраться туда, с наслаждением предвкушая сон в прохладе. Заодно и Струнка будет поближе. Он не стал пытаться заснуть снова, взял рядно, подушку и осторожно вышел на двор. Было холодно, кривой серп месяца висел низко в холодном небе, звезды доверительно мигали. Еще часа два и начнет светать.

Струнка стояла на прежнем месте и хрустела овсом. Ян подставил руку к ее губам, почувствовал ее домашнее дыхание и, забравшись под навес, с удовольствием растянулся на сене, собираясь уснуть до утра. Было очень тихо, в разодранную стреху виднелись звезды, дрожавшие от холода. Но тревога не проходила, наоборот, росла. Что же это? Откуда это? Третий раз крикнул чибис за стеной, крикнул явственно, совсем близко. Минута полной тишины тянулась невыносимо долго, потом за стеной что-то зашуршало, послышались осторожные шаги. Снова тишина. Наконец из-за угла вышел кто-то и направился за корчму. Яну показалось, что это хозяин. Эге, да он вовсе не так слеп, как кажется. Яну стало здорово не по себе. А крик чибиса повторился снова, жалобный, тоскливый, зовущий.

«Живы ли? — спрашивал он. — Живы ли?» — «Живы ли?» — ответил чибис за стеной сарая.

Опять минута молчания. Потом раздался голос:

— Спит ли земля?

— Земля не спит, — ответил голос хозяина.

— Спокоен ли лесной костер?

— Деревья уже занялись, — вдруг небывалым металлом прозвучал голос хозяина.

— Глуха ли ночь над болотами?

— Заря разольет скоро над ними пожар.

— Что делают люди?

— Чибис спрашивает об этом.

— Где оно было?

— В крепких руках.

— Где оно сейчас?

— Его сейчас нет.

— Что будет дальше?

— Он, она и оно сойдут в мир.

В кустах за стеной что-то зашелестело, было видно, что спрашивающий и отвечающий сблизились.

— У тебя можно?

— Можно, но не в хате.

— А что такое?

— Там спит какой-то проезжий.

— А что?

— Одет богато.

— С охраной?

— Один.

— Где же мы тогда?

— Ничего, брат, мы устроимся.

Разговор затих, видно, было выяснено все, что интересовало обе стороны.

Тишина тянулась мучительно долго, потом снова крикнул чибис с болота, и от сарая ему ответили два возгласа. Послышался легкий шорох — с болота шли, и видимо, большой компанией. У Яна затрепетало сердце, когда две стороны сошлись и один из прибывших тихо и певуче заговорил речитативом:

«О поле, зеленое поле, зачем покрыл тебя закат народа моего. Потоптана, потоптана рожь, кровью всходит посев, не отплачен, не отплачен позор восьми. Девятый, девятый. Человек, человек на распутье. Кровь и вороны. Беду сулит из чащи, беду, беду. Человек на распутье кричит: есть тут жив человек, есть ли? Огоньки в осоке, огоньки. Ночь болот. Девятый, гряди. У каждой двери чибис кричит: живы ли? О поле, зеленое поле».

Речитатив закончился так же внезапно, как и начался, и опять стало тихо.

Откуда-то появился и поплыл в воздухе светлой точкой огонек, но он тут же исчез, и сразу где-то невдалеке от Яна разлилось ровное сиянье.

На сене стало светлее, можно было различить собственную руку и даже белизну рядна. Яна мучил противный, самый обыкновенный страх, но уже рождалось в глубине души острое любопытство и интерес к происходящему. Он осторожно, стараясь не шуршать, отполз на пару шагов и чуть не вскрикнул, едва удержавшись от падения вниз, прямо к горящему свету. Крытый двор был забит сеном не весь, на том конце, где сидел Ян, была совершенно свободная часть сарая. Стог отгораживал этот большой и длинный прямоугольник от остального двора и делал происходящее совершенно невидимым со стороны корчмы.

В этом помещении с гладко выбитым земляным полом происходила странная церемония. Оно было тускло освещено двумя свечами, и у горшка с горящими углями сидело несколько фигур в белом с берестяными масками на лицах. Один из присутствующих, очень высокий и костлявый, воткнул в угли хворостину, по ней побежали тонкие язычки пламени, а на самом конце ее распустился алый и яркий цветок огня. Стало светлее, и теперь уже можно было рассмотреть всех присутствующих. Фигуры, их было 12, сидели кружком вокруг огня и производили какие-то странные телодвижения. Они были в белых штанах и рубахах, на правом плече у всех были заметны какие-то темные пятна, но что это, Ян мог различить только у одного, сидевшего в самом ярком потоке огня. На плече его виднелось изображение какого-то горбатого животного: не то вепря, не то зубра.

Оружия при них не было никакого, только давешний костлявый держал в руке что-то вроде грубо обструганной палки. Все, за исключением одного чернявого, имели длинные волосы, падавшие на плечи; челюсти и все, что не было скрыто под маской, выглядело мужественным и твердым, глаза блестели в прорезях бересты настороженно. Берестяные маски закрывали всю верхнюю часть лица и подбородок, оставляя свободными уши, щеки и часть скул. Грубо размалеванные красной, черной и желтой краской, эти маски были так страшны, так детски глупы и наивны, что Ян едва не расхохотался, но сдержался, представив себе, что за котлету он из себя будет представлять, и справедливо усомнившись в целесообразности такого рода изъявления собственных чувств. Люди между тем что-то делали, и Ян не сразу догадался, что это такое. Предварительно примерившись, они бросали через плечо длинные ножи, вынутые из рукава, и те втыкались в наклонную балку, подпиравшую стену сарая. Это делалось чертовски ловко, несмотря на трудность такой операции. После этого черный встал, обвел все ножи белой меловой чертой.