Предвыборная страсть - [42]

— И ты не отказывался от меня, не забывал меня? Как больно, Андрюша! Как страшно, любимый мой… Зачем?.. Неужели папа был способен на такое? Я не верю, не верю!

Андрей поднял влажное от слез лицо, прижался щекой к ее щеке, тоже влажной от слез, простонал:

— Зачем?..

И таким мучительно-искренним был этот стон, этот вскрик, всплеск обманутых надежд, что она инстинктивно взяла его лицо в свои ладони, потянулась к нему дрожащими губами. Их губы соединились — неловко, неуверенно, как бы узнавая друг друга, вспоминая то, что было когда-то, было… И не прошло. И узнали — он и она, — и тела их рванулись навстречу с такой страстью, словно хотели в единый миг наверстать все, что было упущено за шестнадцать долгих лет.

Он торопливо развязал поясок халата, распахнул полы, жадным взглядом впиваясь в ее прекрасное тело. И оно уже казалось другим. Не напряженным, не холодно-отчужденным, а горячим, рвущимся навстречу его взгляду. Она повалилась спиной на диван, увлекая его за собой, суматошно и бестолково помогая ему избавиться от одежды.

Если он отрывал свои губы от ее губ, то лишь для того, чтобы целовать ее шею, плечи, груди, мочки ушей; и она отвечала ему страстными поцелуями. А когда он вошел в нее, тут же почувствовал, что не в силах больше сдерживать нарастающее сумасшедшее блаженство. И оно разорвалось в груди, наполняя каждую клеточку его тела щемящей сладостью. Лера конвульсивно затрепетала, застонала, хрипло закричала:

— Все… все… все!

Казалось, она потеряла сознание, распростершись на диване. Глаза были закрыты, дыхание — резким, порывистым, но уже через мгновенье страстно целовала его, и вместе с поцелуями слетали с ее пересохших губ два слова: «спасибо… любимый…» Потом они молча лежали на диване, обнявшись так крепко, словно боялись, что непредвиденные обстоятельства снова могут разорвать их объятия на долгие-долгие годы. Наконец Лера застеснялась своей наготы, подняла с пола халат, укрыла им себя и Андрея.

— Но ты же мог найти меня, Андрюша, когда вернулся из армии, — горячо зашептала она. — Мог выяснить, в чем дело? Хотя бы спросить: Лера, почему ты не отвечала на мои письма? И тогда мы бы выяснили все давным-давно…

— Не мог, Лера, — он болезненно улыбнулся. — Если б ты знала, как мне нравится это имя, самое прекрасное на свете. Лера… любимая… Мне страшно было. Боль притихла, но если б я снова увидел тебя… Я убеждал себя: она любит другого, наверное, и замуж вышла, ну, чего я буду навязываться? Была б ты из обычной семьи, обязательно пришел бы, спросил, что же случилось. Но когда девушка из такой семьи говорит «нет», выяснять что-то — все равно что со свиным рылом в калашный ряд лезть.

— Ты всегда боялся мою семью, мы даже встречались так, что никто не знал об этом, — она провела пальцем по его губам. — А я знала, что ты вернулся, злилась на тебя — ужас как! И на что-то надеялась… Но сама, конечно же, не могла прийти.

— И не зря боялся. Твоя семья постаралась, чтобы мы никогда не были вместе. И моего ребенка они… — голос его дрогнул.

— Папа так любил меня, был такой добрый, честный, не могу поверить, Андрюша… Он погиб в автокатастрофе в восемьдесят третьем году. Я училась на четвертом курсе… Нет, не верю, — она тряхнула головой. — И мои письма, и твои, и звонки… Не хочу верить, милый… — она всхлипнула.

— Лера, милая, ты забыла, кем он был в Прикубанске, какие возможности имел… — Андрей замолчал, увидев слезы на ее глазах. — Не плачь, моя хорошая, не хочешь верить — и не надо. Не будем вспоминать плохое…

Андрей не спрашивал ее о муже, о том, что здесь случилось до его прихода; и она словно бы забыла о сегодняшнем дне. Оба они были в прошлом, жили прошлым. И любовь их, и страсть, и ласки, и сомнения были продолжением давнишнего ночного свидания на берегу темной реки.

Но вот она вспомнила, спохватилась:

— Андрюша, любимый… мне пора. Ой, я уже опаздываю. Там, наверное, переполох начался: мэра потеряли.

И он вспомнил, где находится — в чужой квартире, голый, на диване… А ведь в любое мгновенье может явиться хозяин, и что тогда будет? Но, не желая мириться с этим, снова обнял ее, поцеловал.

— Лера, я хочу тебя, все так быстро случилось… я хочу тебя по-настоящему, Лера…

— Ох, Андрюшенька, — слабо сопротивлялась она. — Прошу тебя, не надо. Все было чудесно, я никогда, ни с кем так хорошо себя не чувствовала, как это бывало с тобой… и тогда и сейчас… Но мне и вправду пора, милый…

С тяжелым вздохом он разжал свои объятия. Она спрыгнула с дивана, схватила халат и убежала в ванную.

— Мы еще встретимся? — спросил он, когда она снова вошла в кабинет. Спросил и испугался — перед ним стояла мэр города в строгом сером костюме, красивая, но далекая, недоступная, вообще не женщина, а олицетворение власти.

Этот вопрос застал ее врасплох.

— До выборов будет очень сложно, — неуверенно ответила она, на мгновение превращаясь в его Леру.

— А после выборов ты уедешь в Москву, — невесело усмехнулся Андрей.

— Давай отложим этот вопрос на завтра, — попросила она. — Может быть… я даже не знаю… — тряхнула головой, рассыпая по плечам рыжие волосы. — Завтра. Все решим завтра.