Предводитель волков - [15]
— Нет? Ты не хочешь? Почему же ты отказываешься?
— Потому что там я найду кое-что пострашнее волка.
Выслушав этот ответ, барон Жан весело расхохотался. Видя хозяина смеющимся, охотники присоединились к нему.
В самом деле, Аньелетте удалось вернуть сеньору де Везу хорошее настроение, и, возможно, он еще долго простоял бы, смеясь и болтая с девушкой, если бы Маркотт, протрубив отбой и созвав собак, почтительно не напомнил монсеньеру о том, что путь до замка неблизкий. Барон ласково погрозил пальцем Аньелетте и удалился в сопровождении своей свиты.
Аньелетта и Тибо остались одни.
Вы уже знаете, чем башмачник ей обязан и какая она хорошенькая.
И все же Тибо, оставшись наедине с девушкой, прежде всего вспомнил о ненависти и о мести, забыв о своей спасительнице.
Как видим, человек этот быстро продвигался по пути зла.
— Ну, проклятый сеньор, если дьявол на этот раз исполнит мое желание, — он показал кулак уже скрывшейся из вида процессии, — если только дьявол услышит меня, то берегись: я с лихвой отплачу за то, что перенес сегодня!
— Ах, как нехорошо то, что вы говорите, — сказала Аньелетта, подойдя поближе к Тибо. — Барон Жан — добрый господин, милосердный к бедным людям и всегда такой учтивый с женщинами.
— Пусть так; но согласитесь — я должен отплатить ему за полученные удары.
— Ну, приятель, будем откровенны, — смеясь, возразила девушка. — Признайтесь, вы их заслужили.
— Ну-ну, прекрасная Аньелетта, похоже, от поцелуя барона Жана у вас голова закружилась.
— Вот уж не думала, господин Тибо, что вы станете попрекать меня этим поцелуем. А своего мнения я не изменю: сеньор Жан имел право так поступить.
— Нещадно отлупить меня?
— А зачем вы стали охотиться в его владениях?
— А разве дичь принадлежит не всем — и крестьянам и сеньорам?
— Нет; ведь зверь живет в его лесу, ест его траву, и вы не имеете права бросать рогатину в оленя, что принадлежит его высочеству герцогу Орлеанскому.
— А кто вам сказал, что я бросил рогатину в его оленя? — спросил Тибо, с угрожающим видом придвигаясь к Аньелетте.
— Кто мне сказал? Мои глаза, и уверяю вас, что они не лгут, господин Тибо. Да, я видела, как вы бросали рогатину, когда прятались вот за этим буком.
Уверенность, с которой девушка опровергла его ложь, мгновенно остудила гнев Тибо.
— Ну что ж такого, в конце концов, — сказал он, — если какой-нибудь бедняк один раз хорошо пообедает излишками знатного сеньора! Мадемуазель Аньелетта, неужели вы согласны с судьями, которые готовы повесить человека из-за несчастного кролика? Что же, вы считаете, дичь создана Господом для барона Жана, а не для меня?
— Господин Тибо, вам не повредит, если вы станете исполнять Божью заповедь и не будете желать чужого добра!
— Да вы никак знаете меня, прекрасная Аньелетта, раз называете по имени?
— Конечно. Я встретила вас однажды на празднике в Бурсонне; вас назвали лучшим танцором, и все столпились вокруг вас.
Эта похвала совершенно обезоружила Тибо.
— Да, да, — сказал он. — Теперь и я вспомнил, что видел вас. Да ведь на этом самом празднике в Бурсонне мы с вами танцевали, только вы с тех пор подросли — вот почему я не сразу узнал вас, но теперь узнаю. У вас было розовое платье и хорошенький белый корсаж, а танцы были на молочной ферме. Я хотел поцеловать вас, но вы мне не позволили, сказав, что в танцах целуют только свою визави, а не партнершу.
— У вас отличная память, господин Тибо!
— Знаете ли вы, Аньелетта, что за год — ведь с тех пор год прошел — вы не только выросли, но и похорошели? Здорово это вам удается — делать две вещи сразу!
Девушка покраснела и опустила глаза.
Румянец смущения сделал ее еще очаровательнее.
Тибо принялся внимательно разглядывать ее.
— Есть у вас дружок, Аньелетта? — спросил он не без волнения.
— Нет, господин Тибо. Я не могу, да и не хочу его иметь.
— Почему же? Скверный мальчишка Амур пугает вас?
— Нет; но мне не дружок нужен.
— А кто же?
— Муж.
Тибо сделал движение, которое Аньелетта не заметила или притворилась, что не замечает.
— Да, — повторила она, — муж. У меня старая и больная бабушка, и дружок отвлекал бы меня от забот о ней; напротив, муж — если я найду хорошего парня, который захочет жениться на мне, — поможет мне ухаживать за ней, разделит со мной обязанность, данную мне Господом, — облегчить ее последние дни.
— Но позволит ли вам муж, — спросил Тибо, — любить вашу бабушку больше, чем его, и не будет ли он ревновать, видя вашу нежность к старушке?
— О, нет ни малейшей опасности, — ответила Аньелетта с прелестной улыбкой, — ему достанется так много моей любви, что он не захочет жаловаться; чем ласковее и терпеливее он будет со старушкой, тем сильнее я привяжусь к нему и тем больше буду стараться вести наше маленькое хозяйство. Вы думаете, что я слабая, хрупкая, не верите в мои силы, но я не боюсь работы. Когда сердце велит, можно день и ночь трудиться без устали. Я так буду любить того, кто полюбит бабушку! О, я могу пообещать, что мы все трое — она, мой муж и я — будем очень счастливы.
— Ты хочешь сказать, что вы все трое будете очень бедны, Аньелетта!
— Ну и что? Разве любовь и дружба богатых сто́ят хоть на обол больше, чем любовь и дружба бедных? Когда я приласкаюсь хорошенько к бабушке, господин Тибо, она сажает меня к себе на колени, обнимает своими бедными дрожащими руками, прижимается к моей щеке своим добрым морщинистым лицом, я чувствую ее слезы умиления и тоже начинаю плакать, господин Тибо, и эти слезы текут так легко, и они так сладки, что ни одна знатная дама, ни одна королева или королевская дочь в самые счастливые свои дни — я уверена в этом — не испытывала подобной радости; а между тем в округе нет никого беднее нас с бабушкой.
