Предвечный трибунал: убийство Советского Союза - [6]

– И как это доказывает вину моего подзащитного? – ядовито осведомился Адвокат.

– Пока никак, – ответила Прокурор. – Мы обрисовываем общую картину преступления. Продолжайте.

– Тогда же, в апреле 85-го, в Москву перевели Бориса Ельцина. Прошу заметить: он вошел в команду Горбачева сразу после его воцарения! Министром иностранных дел сделали Эдуарда Шеварднадзе, который до того был партвождем Грузии, мировой политикой не занимался и даже языков не знал. Также в ближний круг генерального секретаря вошел Анатолий Лукьянов, которого в центральный аппарат пригласил опять же Андропов. И главное: появился Александр Яковлев.

– Его называли «архитектором перестройки», – напомнил я.

Медведев возразил:

– Да, но зря. У перестройки не было никакого «архитектора», поскольку она развивалась стихийно, хаотически.

– То есть «плана развала» не было? – вмешался Адвокат. И выделил: – Мой подзащитный не собирался убивать страну, это вышло против его воли – я правильно понял?

– Правильно.

«Ни фига себе! – подумал я. – Это что за свидетель?! Он же дело рушит! Зачем Прокурор его вызвала?» А историк продолжал:

– Команда Горбачева была просто некомпетентной, неготовой к такой работе. М… в моей книге есть хорошая цитата, я бы прочел…

Секретарь невозмутимо встал и принес ему на кафедру толстую книгу в розоватом переплете.

– Откуда она у вас? – удивился свидетель. Но сосредоточился и быстро пролистал. – Вот, два советолога написали: «За решение общегосударственных задач взялись провинциалы, с малым опытом и ограниченным кругозором. У этих людей не было серьезного опыта государственной деятельности центрального уровня. У Горбачева и его команды отсутствовала какая-либо продуманная стратегия общественных преобразований. Такое поведение можно оценить лишь как безответственное и провокационное»[12].

– Халатность мой подзащитный признать готов, – быстро вставил Адвокат.

– А чем занимался лично Горбачев в начале перестройки? – спросила Прокурор.

Медведев ответил:

– Да практически ничем. Лишь говорил – необыкновенно много, часами. Этим поначалу и запомнился. Прежние генсеки читали по бумажке, еле шамкая слова, а… вы, Михаил Сергеевич, выступали легко, от себя, чем сразу понравились. Народ подумал: «О, наконец-то вождь знает, что говорит».

Подсудимый чуть улыбнулся.

– Уже в мае 85-го в одной из ваших речей мелькнули слова… – Медведев снова заглянул в книгу: – «Всем нам надо перестраиваться, всем. Надо осваивать новые подходы и понять, что другого пути у нас нет»[13].

– Прошу суд обратить на это внимание, – заметила Прокурор. – Вот умысел.

– Не умысел, а замысел, – мгновенно поправил Адвокат.

Судья повел бровью и что-то записал. А свидетель продолжил:

– Впрочем, ваши речи несли крайне мало информации. Простите, но я скорее назвал бы их болтовней… Гуляет словечко «пазл» – так вот, ваше говорение было сродни. Имелся набор штампов, структурных единиц: «новое качество роста», «стратегия ускорения», «интенсификация производства», «структурная перестройка экономики», «апрельский пленум ЦК КПСС», «эффективное управление», «лучшая организация труда» – и вы складывали их в произвольном порядке. Например: «Выработанная на апрельском пленуме стратегия ускорения неизбежно приведет к структурной перестройке экономики и лучшей организации труда». Или: «Эффективное управление интенсификацией производства гарантирует новое качество роста».

В зале заерзали, Горбачев сидел недвижно.

– Рой Александрович, верно ли, что вы лично участвовали в процессах управления? – осведомился Судья.

– Да. В марте 1989-го меня избрали народным депутатом СССР, и я заседал на съездах…

– Тех самых, которые транслировало ТВ?! – вырвалось у меня. Эти заседания сделались популярным шоу, вся страна внимала… Перед нами телезвезда?!

– Именно, – подтвердил свидетель. – А между съездами работал в парламенте. Я был и народным депутатом, и депутатом Верховного Совета.

– Хм… Не могли бы вы пояснить, в чем разница? – озадаченно попросил Судья.

– Признаться, сам не очень понимаю. Система управления тогда стала громоздкой и размытой. Это шло под лозунгом «Вся власть Советам!», как в 1917-м, что было довольно забавно – и действительно, сквозь наше голосование перетек океан вопросов. Казалось, будто власть и вправду у Советов. Однако ни у кого из нас не было парламентского опыта, время терялось впустую. Страну захлестнули проблемы, но Михаил Сергеевич сидел в президиуме, еженедельно зря теряя по 30–40 часов. Ведь Верховный Совет даже не мог принимать законы! Мы лишь предлагали их, а утверждать должен был Съезд народных депутатов в полном составе. Между тем Второй съезд наметили на декабрь 89-го, через полгода…

– Какой же смысл был в вашей работе?

– Да, боюсь, никакого… Вдобавок по традиции депутатами избирались руководители крупных учреждений. Им тоже приходилось вместо основной работы сидеть в зале и выслушивать ненужные им споры. Я много раз передавал записки и документы академику Евгению Велихову, директору Института атомной энергии имени Курчатова, от его подчиненных: «Пусть посмотрит на заседаниях. В институте мы его не видим».