Предтечи будущих побед - [21]

Основной удар принял на себя рынок нефти и производных от нее, в связи с тем, что транспортный сектор — один из основных потребителей, оказался почти парализованным из-за принятых повсеместно карантинных мер. Беспрецедентное падение спроса на нефть (на 30 % в апреле и почти на 10 % в среднем по прошедшему полугодию, по оценкам Международного энергетического агентства) при избытке ее предложения привело к колоссальному дисбалансу, с которым участникам рынка еще не приходилось сталкиваться никогда, что вылилось в рекордное падение цен. И нам еще несказанно повезло, что с января до середины апреля нефть марки Urals подешевела в два с половиной раза, тогда как фьючерсы на зарубежную Brent, впервые за всю историю биржевых торгов продавались по отрицательной цене.

Наша газовая отрасль пострадала чуть в меньшей степени. Тут можно говорить лишь о незначительном сокращении спроса. Однако цены на газ во всем мире уже рухнули примерно до уровня внутрироссийских. Кстати, белорусский «батька» уже выразил по этому поводу свое очередное неудовольствие, дескать, скидка для Белоруссии уже не отвечает сложившимся реалиям. Что же говоря до основного для России европейского рынка, то сильное падение спроса во II–III кварталах в условиях высокого заполнения подземных хранилищ газа могут спровоцировать ценовую войну, схожую с войной на нефтяном рынке. Правда, все это было применимо до конца прошлого месяца. События на Украине, как вы все знаете, вовсе почти отрезало нашу страну, как от поставок нефти, так и от поставок газа.

Таким образом, речь идет о более чем двукратном падении цен и сокращении на 30–35 % российского экспорта нефти, газа и угля одновременно, что эквивалентно потере 60 % доходов от экспорта. Для бюджета это означает сокращение доходов примерно на 30 %, как раз в тот момент, когда население и бизнес больше всего нуждаются в господдержке. Потери экспортных доходов нефтегазового сектора в 2020 году составят, по некоторым прикидкам, 7–8 триллионов рублей, а в 2021-м, если сохранится такая тенденция, то — 5,5 триллиона рублей, что примерно составляет третью часть от всего фонда национального благосостояния. Для компаний, связанных с нефтью, сокращение прибыли несколько смягчается налоговым регулированием. Я имею в виду, что еще прежним правительством было принято решение уменьшать налоговую и пошлинную нагрузку в зависимости от падения цен на нефть. И, несмотря на это смягчение, предприятиям ТЭКа волей-неволей, но все же придется переходить к жесткой экономии на обслуживание инфраструктуры, сокращению долговременных инвестиционных программ, замораживанию части проектов, в особенности капиталоемких и малоприбыльных, что, в свою очередь, неизбежно отразится на смежных отраслях. По нашим расчетам, это может привести к дополнительному снижению ВВП страны (помимо непосредственного влияния коронавируса и ограничительных мер по борьбе с ним) еще, как минимум, на 5-13 % в 2020-м году в зависимости от дальнейших событий. Помимо сырьевого экспорта COVID-19 создает также риски для электроэнергетики и теплоснабжения. Основная угроза — не падение спроса, а резкое снижение выручки из-за неплатежей. Поспешное и опрометчивое, на мой взгляд, Постановление Правительства «О неначислении штрафов за неплатежи» уже было воспринято многими потребителями, как карт-бланш. И, к сожалению, этим решили воспользоваться многие «нечистые» на руку проходимцы, просто безответственные люди, и даже целый ряд юридических лиц. Неплатежи нарастают в течение апреля — июня впечатляющими темпами, создавая угрозу массовых банкротств по примеру 1990-х годов.

Последняя тирада министра не осталась без внимания со стороны Юрьева и он нахмурился, принимая на свой счет упреки Новикова в недальновидности, хотя это решение и было принято задолго до того, как Борис Иванович возглавил Кабинет министров. А Новиков тем временем продолжал, как глухарь на токовище:

— Но, пожалуй, главные вызовы для России связаны не с шоками этого года и не с эмбарго Европы на поставку наших энергетиков, а с их долгосрочными последствиями. Высока вероятность того, что под влиянием коронакризиса усилятся основные технологические драйверы энергоперехода — декарбонизация и децентрализация. Около 75 % генерирующих мощностей в 2019 г. в мире введено именно в возобновляемой энергетике, а в I квартале 2020 г. в Европе достигнут рекорд производства. Децентрализация также получит новый импульс — мир постепенно привыкает сидеть по домам, и спрос на распределенную энергетику только вырастет. Все громче со стороны национальных правительств и международных организаций звучат призывы пойти по низкоуглеродному пути восстановления экономики. Евросоюз четко подтвердил свою приверженность зеленому курсу на полную климатическую нейтральность к 2050 г., что потребует колоссальных средств — 175–290 млрд. евро инвестиций в год. Кроме государственного финансирования в 2,5 трлн. евро на ближайшие 10 лет, в ЕС предусмотрено несколько инициатив для развития частного зеленого финансирования — такие инвестиционные проекты будут получать привилегированный доступ к деньгам. Лично я не разделяю столь алармистские опасения, но вынужден в докладе отразить точку зрения большинства моих коллег. Все дело в том, что Европа слишком резкий старт осуществила в этом направлении. И это грозит ей в недалеком будущем очень серьезные проблемы. Те, кто учился не по современным школьным программам, а по старым советским учебникам знают, что во избежание перекосов при изъятии какого-то количества вещества одного вида, его нужно заменить аналогичным количеством вещества иного вида. Так и с энергетикой. Осуществляя декарбонизацию ее тут же необходимо, во избежание дефицита заменить чем-то другим. А чем, если нефть, газ и атомную энергетику признали «разрушителями экологической среды»? Конечно, перспективы углеводородных рынков будут зависеть от множества факторов: продолжительности пандемии и карантинных ограничений, скорости экономического восстановления, госрегулирования, а в нашем случае еще и от политической обстановки, диктующей свои правила, вопреки расхожему мнению о независимости экономических отношений от политических веяний, а главное, от того, как изменится поведение потребителей. Возьмем, к примеру, сейчас навязчиво пропагандируемое на всех уровнях социальное дистанцирование, которое подталкивает к использованию частного автотранспорта взамен общественного. Однако повсеместный и массовый переход на удаленную работу, сокращение командировок и международного туризма, наоборот, приводят к снижению расхода топлива. Уже во всеуслышание, тут и там раздаются опасения от представителей промышленности, транспортной индустрии и сферы услуг о том, что спрос на нефть может и не вернуться на уровень докризисного 2019 года. А если и вернется, то ненадолго. Поэтому мы сейчас находимся на развилке истории. Восстановление энергетических рынков может пойти либо по традиционной траектории, либо по пути ускорения энергоперехода. Я все же надеюсь на осуществление первого сценария, при котором спрос на углеводороды, подстегиваемый низкими ценами на нефть, начнет быстро восстанавливаться, а рынки, неизбежно почувствовавшие глубокий провал в инвестициях отыграют назад, что неизбежно должно привести к новому скачку цен, но уже по восходящей линии. Хотя и тут тоже имеются свои обоснованные опасения. Крутой скачок цен на углеводородные энергетики опять может подстегнуть к поиску и внедрению новых проектов по замещению традиционных видов топлива альтернативными источниками энергии и росту энергоэффективности. Вот вам и сказка про белого бычка. Еще раз подчеркну, что я являюсь убежденным скептиком в вопросах энергоперехода, ибо слишком много объективных факторов играют не в его пользу. Он, конечно, обязательно произойдет вследствие истощения запасов углеводородного сырья, рентабельных к извлечению. Но это, слава Богу, по крайней мере, для нас, вопрос не сегодняшнего и даже не завтрашнего дня. А пока альтернативные источники энергии по надежности не выдерживают конкуренции с углеводородными ископаемыми. Для ветряков нужен постоянный и стабильный ветер, но он сегодня есть, а завтра — полный штиль. Для генерации солнечной энергии тоже необходимо светило в виде нашего желтого карлика. А оно мало того, что светит только половину суток, да к тому же еще на небе периодически появляются тучи, что, как сами понимаете, вносит сумятицу в энергопоставки. А строить свое «светлое будущее», простите за каламбур, исходя из шатких прогнозов погоды, это уже какое-то средневековье, прости Господи! Да и с точки зрения экологии, там не все благополучно. Мало того, что изготовление теплопоглощающего покрытия солнечных батарей требует применения технологий далеких от требований экологической безопасности, так еще и их утилизация связана с рисками загрязнения окружающей среды. А с учетом того, что фотоэлементы этих батарей недолговечны и требуют периодической замены, то тут даже и не знаешь что хуже, то ли сама болезнь, то ли лекарство от нее. Что же касается ветряков, в последнее время обильно усеявших пространство Западной Европы, то орнитологи уже сейчас бьют во все колокола: птицы, напуганные крутящимися лопастями и шумом от их вращения, перестают гнездиться в традиционных местах, предпочитая эмиграцию в более спокойные районы континента. И все это приводит к перекосу природной кормовой цепочки. Нет птиц — есть гусеницы и прочие вредители, есть вредители — значит, их надо уничтожать химическими реагентами, применение которых дурно сказывается, как на флоре, так и на фауне. Да и производство реагентов не способствует оздоровлению экологии. Ох и ах, в одном стакане.