Предтечи - [2]

— От имени наших подписчиков благодарю вас, месье Чудин! — Эме поднялся, поклонился и перекочевал за другой столик, где о чем-то беседовали, оживленно жестикулируя, Бенини и Грассо.

Вечернее заседание было не особенно интересным. Профессор Хартмут докладывал о новом способе связывания свободных радикалов в клеточном белке. С работой этой Чудин был в основном знаком, — как по опубликованным материалам, так и по непосредственным наблюдениям: в прошлом году ему довелось побывать в Эдинбургском Королевском биохимическом институте. Главное же, Чудин нс считал это направление правильным. Все это: антитела, связывание свободных радикалов, удаление из организма тяжелой и сверхтяжелой воды — лишь попытки оттянуть неизбежный финал, exitus letalis. Организм — полностью автоматизированная фабрика по производству белка. До какого-то момента она работает исправно, производя брак лишь изредка, случайно, в совершенно безопасных количествах. И вдруг происходит «диверсия». Фабрика начинает вырабатывать все больше брака, наконец — только брак. Начинается эскалация производственных дефектов, катастрофа ошибок. И все, что делают пока геронтологи, — лишь попытка компенсировать присутствие этого брака в организме, борьба с последствиями «диверсии», а не с ее первопричиной. В то время как главное — найти «диверсанта», притаившегося в закоулках генетического кода, найти и своевременно обезвредить. Но — как?

До чего же это унизительное чувство — томительное бессилие разума!

Вечером его спутники по делегации поехали в Бержерак. Чудин остался: он уже побывал в этом провинциальном городке, гордящемся, что он — родина Сирано де Бержерака (хотя родился сей бретер, поэт и мыслитель, увы, в Париже…), маршала Ла Форса, метафизика Мэн де Бирана и энциклопедиста Проспера Фужера. Чудин осмотрел все места, связанные с их именами, заглянул в книжные магазины, побродил по набережным Дордони… Больше ему нечего было там делать. Вдобавок сегодня его пригласили Лафаржи, а быть приглашенным французами домой в высшей степени лестно.

Лафаржи были милой и интересной парой. Оба они работали здесь же, в институте де Голля. Чудин зашел в номер, переоделся и через парк направился к их коттеджу.

Институт занимал обширную территорию, расположенную на берегу Дордони километрах в десяти ниже Бержерака. Кроме центрального комплекса здесь были два больших лабораторных корпуса, виварии и многоквартирный жилой дом для младшего персонала — профессорский состав жил в коттеджах, разбросанных по прибрежной части парка.

К себе Чудин вернулся за полночь. Забавно, думал он, выйдя из душа и растираясь махровым полотенцем, на всех подобных симпозиумах, коллоквиумах и конгрессах самое интересное — не официальная часть, которую можно представить себе заранее, не работа семинаров и комиссий, а кулуарные разговоры, встречи, свободный обмен мнениями. Один этот визит к Лафаржам дал не меньше, чем два дня заседаний…

Ч удин совсем уже собрался лечь, как вдруг заметил лежавшую на тумбочке у постели книгу. Мгновение он смотрел на нее, припоминая. Ах, да!

…После вечернего заседания его остановил в коридоре человек невыразительной, незаметной какой-то наружности, от которого оставались в памяти лишь темные очки в роговой оправе да алая розетка ордена Почетного легиона (кстати, почему «почетного»? Точнее было бы перевести это как «Легион чести»…). Человек взял Чудина под руку, увлек в боковой холл и усадил на диван.

— Я задержу вас всего на несколько минут, месье Чудин! Позвольте представиться: Анри Жермен, писатель. Точнее, писатель-фантаст, чем объясняется мой интерес к науке, побудивший достать гостевой билет на этот Конгресс. Я слушал сегодня ваш доклад, — это чрезвычайно интересно. Я всегда стараюсь следить за новыми работами в наиболее интересных областях науки, к которым, безусловно, принадлежит биология вообще и геронтология в частности. И мне хочется попросить вас принять в подарок мою последнюю книгу. Тем более, что в ней затронут ряд вопросов, связанных с… ну, скажем, геронтологией.

— Спасибо, месье Жермен, — сказал Чудин. Он не слишком увлекался фантастикой, хотя и не пренебрегал ею, подобно некоторым своим коллегам. — Прочитаю с удовольствием. Во всяком случае, с интересом, — это я могу обещать твердо.

Жермен достал из своего портфельчика-атташе книгу в яркой суперобложке, написал несколько слов на форзаце и с улыбкой протянул Чудину…

Чудин дернул шнурок торшера, улегся поудобнее, взял книгу. Называлась она довольно претенциозно — особенно для Франции — «Агасфер», хотя по объему была раза в четыре меньше сочинения Эжена Сю.

…Звали его Анн де Ла Ним. Он родился в 1152 году, ознаменованном бракосочетанием Алиеноры, последней герцогини Аквитанской, с Генрихом II Плантагенетом. Сын конюшего графа Тулузского, он легко мог удовлетворить свою потребность в ощущении жизни: воевал и кутил, предавался любви и обжорству, — словом, был истинным пантагрюэлистом, хоть и родился тремя веками раньше основоположника учения. Но постепенно пришло пресыщение. А его живой провансальский ум требовал пиши.

Он примкнул к катарам, вскоре став одним из «посвященных» этого вероучения. Когда пала и король французский ополчились на альбигойскую ересь, он, сменив рубище на доспехи, стал под знамена своего сюзерена, Раймунда VI, графа Тулузского, забыв, что вера запрещает ему проливать кровь. Он был ранен в той битве при Мюре, в которой погиб Педро II, король Арагонский. Был он и в числе последних защитников Монсегюра и тайным ходом бежал из замка в ночь накануне резни, с шестые другими «посвященными», унося книги — главное сокровище альбигойцев, известное среди непосвященных как «чаша Святого Грааля».