Предтеча - [81]

— Но, мой повелитель-хан, русские залили всю округу огнем! Он него погибло много моих людей. Завтра же я возьму крепость, не потеряв ни одного человека…

— Мне нет дела до твоих людей, болван! — яростно воскликнул Ахмат. — Время! Время! Время! Чем мне вбить это в твою пустую башку? — Ахмат стал озираться, словно бы ища, чем можно выполнить свое намерение. Глаза его готовы были выскочить из орбит, ноздри трепетали, в уголках рта появилась белая пена.

Айдар сжался и втянул голову в плечи. В это время из юрты вышла рыжая кошка, она потянулась и, подошедши к Ахмату, стала тереться об его ногу.

— Время! Время! — как бы в беспамятстве повторял он, потом перевел взгляд на животное и вдруг, резко наклонившись, схватил кошку за заднюю лапу. Та пронзительно вскрикнула и, изогнувшись, царапнула повелителя Золотой Орды. Ахмат издал вопль и, поймав вторую лапу, изо всех сил рванул руками. Раздался душераздирающий кошачий визг. Во все стороны брызнула кровь. Ахмат отбросил две дергающиеся половинки тела несчастного животного и протянул окровавленные руки Айдару. — Если до заката солнца ты не войдешь в крепость, с тобой будет то же самое, — неожиданно тихо сказал он. — Иди…

Айдар стал отползать в сторону — дрожащие ноги не держали его…

Великий князь, оставив коломенское войско под началом Оболенского-Стриги, двигался во главе пятитысячного отряда в западном направлении. По пути он сделал остановку в Серпухове, там его встретила весть о битве под Алексином и разгроме передовых татар, пытавшихся переправиться через Оку.

В великокняжеской ставке царил радостный настрой, воеводы рвались в бой. Князь Андрей, который после ухода под Алексин своего брата Юрия недвижно сидел в Серпухове и томился в вынужденном безделье, предлагал спешно идти за Оку и ударить в спину Ахмату.

Другие воеводы не были столь решительными, но все они убеждали великого князя стянуть войска к месту татарской переправы и помочь защитникам Алексина.

Патрикеев, помня об указаниях великого князя, одергивал их:

— Алексин отдан царевичу Латифу, пусть он его сам и защищает.

Воеводы распалились пуще:

— Теперь на Ахматовом пути важная кочка должна дыбиться, а тута цельный город встал и дорогу загородил — как ему не помочь? Не было такого на Руси, чтобы братьев своих в беде кидать, али ныне все по-другому?

Патрикеев знал, в чей огород летят камни, и опасливо посматривал на великого князя. Тот, по обыкновению, отмалчивался и, лишь когда камни слишком потяжелели, распустил воевод, а Патрикееву сказал:

— Многовато здесь петухов топчется. Развел бы ты их, Иван Юрьич, по разным сторонам… — Великий князь стал тыкать перстом по разостланной хартии.

— Врастяг, значит, войско наше будем держать? — вздохнул Патрикеев. — В кулаке-то бы оно сильнее вышло.

— Удивляюсь я вам: воеводы, а на войну, как на кулачные потешки, смотрите… У Ахмата войско не в пример подвижней нашего — живо обойдет, коли все в куче стоять будем! Нешто забыл про Коломну? Вот и пиши: сюда Данилу Холмского, сюда Челяднина, сюда царевича Даньяра, сюда Акинфова, а сюда сам ехай. И людишек всем подкинь, тыщ по десять.

— Да отколе же взять столько? — изумился Патрикеев.

— То не твоя забота, пиши: здеся тридцать тыщ да здесь сорок — так вот всю границу и загородим.

Патрикеев старательно вписывал на карте цифры и имена. Тонкое гусиное перо вертелось юлой в его больших пальцах, громко скрипело и брызгало. Наконец оно извергло огромную кляксу, покрывшую под собой Тарусу с двадцатитысячным войском. Великий князь взглянул на его ручищи и вздохнул:

— Эх, Юрьич, носы тебе кровянить небось сподручнее? Ну-ну, вели кому-то из писцов перебелить хартию. И вот что, пошли гонцов к западным князьям, пусть все не мешкая идут к Рославлю, вот сюда, и меня там поджидают. Бог даст, сам вскорости там буду и войска тыщ сорок с собой приведу, тож на хартии этой отметь… Ну и отряди в Алексин тыщи две-три… Наших не трогай, а возьми от служивых татар, хоть от Мустафы. Он недавно к нам на службу принят, вот и скажи, что хочу его в деле проверить…

После ухода Патрикеева Иван Васильевич говорил о разных тайных делах сначала с Хованским, а потом послал за Латифом. Царевич вошел, веселый и беспечный. Он сказал положенные слова привета, Иван Васильевич кивнул и спросил через толмача, слышал ли царевич про битву под Алексином. Латиф пожал плечами — это были вести из другого мира, с которым он предпочитал сталкиваться как можно реже.

— Ты свой город на разграбление оставил, а теперь знать о нем ничего не хочешь! — осердился великий князь.

— Я оставил там часть своих людей и хочу знать, что с ними, но… — Латиф помедлил, — ты взял меня для более важного дела, чем защита какого-то городишка.

Иван Васильевич помолчал: дело, которое он собирался поручить Латифу, было действительно куда более важным.

— Я наслышан о твоей беспутной жизни, — наконец сказал он. — Думаю, что пора тебе заняться делами, более пристойными твоего сана.

— Приказывай, мой господин, — отозвался Латиф, — я готов исполнить твое желание, особенно если вознаграждение будет соответствовать степени пристойности…