Предстоятель Розы и другие рассказы - [5]

Вот к каким выводам я пришел; судя по мощному эху, можно было предположить, что пустое пространство, куда низвергается вода, беспредельно велико. Более ничего я добавить не мог — но, осознав все случившееся, я закрыл лицо руками и вознес молитву; ибо помимо громоподобного шума, слышались и иные звуки, и все они смешивались в безумном хаосе; я не мог описать их, но одна лишь лихорадочная дрожь земли напоминала о могучем призыве Вездесущего Бога; и стенания вырвались из моей груди, когда я постиг все величие открывшегося мне места.

Поднеся к глазам руки, чтобы вытереть слезы, я ощутил на пальцах что-то грязное и зернистое[8], возможно, просыпавшееся через разбитое днище бочонка. Я смахнул этот песок, а потом, морщась от боли, поднял голову и постарался привстать. Несомненно, мне следовало подумать о неизбежной смерти от жажды и недостатка пищи; но я хотел встретить свой смертный час свободным, и я выполз из своей тюрьмы, словно цыпленок из скорлупы.

В кармане у меня лежала трутница, но в помрачении чувств я даже не вспомнил о ней, я полз по грязи, вслепую протягивая руки, чувствуя морось, источник которой я не мог определить. Я двигался медленно, поскольку обнаружил, что мое правое бедро как будто сломано, а тело мое сильно избито; и едва я сделал десять шагов, нога моя нащупала пустоту, и я полетел вниз с громким криком.

Мое падение прервалось, когда я рухнул в теплую воду; вынырнув, я почувствовал на лице какую-то вонючую слизь. Я тотчас поплыл обратно к скале, с которой упал; теперь мне стало ясно, что дно пещеры занимает море или соленый пруд, а бочонок разбился о какой-то островок в этом внутреннем море. Но мои попытки выбраться на остров не увенчались успехом, так как течение усилилось и в итоге стало настолько мощным, что я думал только о том, как бы удержать голову над водой. Когда я осознал степень своего одиночества, то почти тотчас же начал тонуть и даже захлебываться, как многие тонущие. Но прежде, чем я потерял сознание, течение вынесло меня на берег, где, уцепившись за какое-то бревно, я выполз из воды, коснувшись все той же зернистой грязи, а потом погрузился в сон, продлившийся, полагаю, не менее двух суток.

Я начал просыпаться — и шум воды в ушах моих стал бессмертной музыкой; в сердце своем не находил я подобных радостных впечатлений; и я сидел неподвижно и слушал, боясь пошевелиться, ибо если двинуться на ощупь, можно было снова попасть в беду, а глаза мои постепенно привыкали к отсутствию света, и я вперял свой взор в окружающую тьму. Ноги мои касались линии прибоя, ибо я чувствовал, как омывают их волны, гонимые течением; но я не слышал всплеска — я ничего не слышал, кроме звука падения воды, соединенного с эхом, музыка которого казалась мне благозвучной, словно гармонии лютни и удары барабанов, и вскорости этот непрерывный грохот своим тяжеловесным ритмом заполнил мой разум. И мне показалось, что он постепенно стихает, когда я отворачиваюсь, обращается в сумрачный напев — и я забывал о муках голода и неотвратимом приближении смерти; не ведаю, сколь долго вслушивался я в эти звуки, может, часы, а может, дни напролет; ибо не было в том мире Времени, а лишь пение сирен, которое зачаровывало меня, и один час мог обернуться сотней лет, а сотня лет — часом.

Я, однако же, тотчас отметил, что волны, касавшиеся моих ног, были гораздо холоднее, нежели та вода, в которую я упал со скалы; и я понял, что озеро напоминает котел, в разных частях которого — разная температура; океанские воды холодны, а вода в озере постепенно нагревается, ибо жар исходит от скал; также в той части пещеры, где находился я, поверхность и воздух были довольно теплыми, хотя атмосферу и заполняла вонь стоячей воды.

По прошествии долгого времени я отыскал в кармане трутницу, а вдобавок нашел и долото, которое собирался наточить дома в тот деть, когда меня пленили; также обнаружился и небольшой бурав. И я высек искру, от блеска которой едва не лопнули мои глаза, и подпалил ветошь, кровавым светом озарив волнующиеся воды у берега; и хотя я разогнал тьму лишь на малом участке, но все-таки мне удалось разглядеть, что стою я на гранитной скале, у основания которой виднеется глинистая порода, надо мной, выше по склону, поросль каких-то деревьев, напоминающих вязы, искривленных и старых, но не выше моего пояса, хотя, впрочем, некоторые и доходили мне до груди. Листья их были молочно-белыми, и они содрогались, когда тряслась скала; на них росли округлые плоды, такие же бледные, равно как и стволы. Через некоторое время обнаружил я и другие карликовые растения похожей формы, только их плоды содержали сок, напоминавший мыльную воду, которая пенилась[9]. Позднее, при свете факела, я увидел в озере у берега плавучие стебли примерно в два ярда длиной, они удерживались на воде при помощи маленьких пузырей[10]; а еще в топком месте у мыса обнаружился участок, поросший камышом; на верхушках камыша торчали перья или хохолки, которые постоянно дрожали; стебли были около трех футов высотой, и росли они из одного корня, глубоко уходившего под землю[11]