Предсказание прошлого - [20]

Вторая – увеличенная моментальная фотография, сделанная первоклассным аппаратом. На фоне пейзажа с пустынной растительностью улыбались двое мужчин. Один – маленький и сухонький, другой – огромный и пузатый.

– Это кто? – ткнул я сосиской в сторону этой парочки.

– Фрэнк, тот, большой.

Он мог мне этого и не говорить. На мне был халат Фрэнка с подвернутыми несколько раз рукавами.

– А второй?

– Пан Эзехиаш. Это они в Мексике фотографировались.

У пана Эзехиаша было маленькое высохшее личико горного гнома, такое не слишком изменяют ни годы, ни даже смерть. Я и сам должен был его узнать. Второй, несмотря на свою могучую стать, выглядел отечным и больным.

– Как странно, что они были знакомы, – задумчиво пробормотал я.

– А что тут странного?

– Да нет, ничего особенного. Только то, что они встретились здесь на старости лет. Разве это не удивительный случай?

– Какой еще случай! – Лукаш запихал в рот последний кусок. – Пан Эзехиаш написал Ганке, не знает ли она какой-нибудь женщины, которая позаботилась бы о Фрэнке, когда он сюда приедет. Ганка сказала бабушке, и он приехал к нам. Бабушка его взяла, чтобы после него, когда он умрет, получать американскую пенсию. Все эти дедульки хотят умереть здесь, – с удивлением заметил Лукаш, без всякого пренебрежительного акцента на слове «дедульки», которым он окрестил стариков-возвращенцев.

– А что с ним? Почему он в психбольнице?

– Не знаю. У него какая-то нервная болезнь. Вообще-то он не псих. – Допив молоко, Лукаш собрал тарелки и поднялся. – Фрэнк, наверное, уже не вернется. Если бы пан Эзехиаш не умер, тогда бы… – Мальчик понес посуду в кухню.

– Тогда бы что?

– Так, ничего. – Лукаш нерешительно оглянулся на меня, потом с запинкой спросил: – Как вы думаете, что теперь будет со всеми этими вещами? С железной дорогой, машинками, самолетами?

– Понятия не имею. Наверное, достанутся родственникам.

– Ганке?

– Да. Если никого другого у него нет. И если не завещал кому-то определенно…

– Он говорил, что когда-нибудь все это будет мое, – горячо выпалил мальчик. – Он разрешал мне помогать, хвалил, что я ловкий. Как вы думаете, я не мог бы их получить?

– Вряд ли, – сочувственно ответил я. – Разве что он оставил завещание и там это записано.

– А как об этом узнать? – Веснушчатая мордашка прояснилась.

– Спроси у Ганки, – посоветовал я ему. – Но больших надежд не питай. Он ведь не собирался умирать. – Лукаш выглядел таким разочарованным, что мне стало его жалко. – Во всяком случае, попробуй. Вдруг она тебе что-нибудь и даст. Может, то, что ей самой не нужно.

Лукаш помрачнел, казалось, он напряженно прикидывает.

– Ганка – она что надо! Вот Томаш – тот жадюга! Тот бы свою собственную бабушку продал на базаре.

– Томаш?

– Ну да, ее муж. Вы его знаете?

Криво улыбнувшись, я невольно потрогал ухо. Лукаш был сообразительный ребенок. Этого ему оказалось достаточно.

– Так вы с ним подрались? – Глаза его загорелись.

– Да нет, даже не подрался.

– Он дуролом, – тоном знатока заявил Лукаш. – С ним нужно действовать как-нибудь умеючи. – Мальчик хихикнул. – Как Ольда.

– Ганкин брат?

– Ну да. Он однажды запер Томаша в гараже и оставил там до утра. Ганке пришлось искать слесаря. Ольда уехал в Прагу и ключ забрал с собой.

Судя по всему, премилая семейка.

– Этот Ольда, он что, спортсмен? – попытался я отгадать – надо же быть в курсе, что меня еще может ожидать.

– Да что вы! – Лукаш проделал несколько картинных па, как профессиональный танцовщик. – Он работает манекенщиком. В Доме моды везде развешаны его фотографии, я там был с бабушкой на прошлой неделе и видел. Зашибает кучу денег. – В голосе мальчика прозвучала зависть.

– Как это он справился с Томашем? – удивился я, наученный недавним опытом.

– Он его туда затащил, когда тот хлопнулся. У Томаша бывают припадки.

Мне вспомнились холодные рыбьи глаза с пристальным взглядом. Вот оно что! Эпилептик, скорее всего. Не просто комплекс неполноценности из-за красивой и легкомысленной жены, а ужасная болезнь. Хотя, какое мне дело? Боль от ударов, которые он мне нанес, от этого не уменьшилась. Но я все-таки почувствовал слабое удовлетворение.

– За что он вас так? – не унимался Лукаш.

– Ему не понравилось, что я сюда пришел, – с запинкой выговорил я.

– А зачем вы пришли?

И тут я во второй раз совершил роковую ошибку. Не знал, как ему объяснить, и не верил, что мальчик сумеет понять.

– Здесь произошло убийство, малыш, – устало ответил я. – Органы безопасности его расследуют. А сам я – только свидетель. Ничего не знаю. Хотел немного оглядеться.

Лукаш внимательно слушал меня, потом понимающе улыбнулся.

– Ясное дело! – кивнул он. – Если я могу вам как-то помочь, скажите.

– Спасибо. Но боюсь, что ты мне помочь не сможешь.

Я ошибался, но понял это слишком поздно.

* * *

Утром на стройке, умытой вчерашним ливнем, было еще чисто, и с высоты двенадцатого этажа стальные каркасы объекта напоминали железную дорогу пана Эзехиаша. Влтава сияла, как серебряная ленточка, а конструкция моста, который так круто изменил мою жизнь, уродовала реку, точно сломанная паучья нога.

Долго же они с ним возятся, саркастически подумал я. Заглядывали бы хоть иногда через забор, как тут у нас работают. Вот взялись бы за это дело мои саперы с Йозефом… Тут я с удивлением поймал себя на мысли, что сейчас размышляю вовсе не о том, ради чего сюда удалился. И я так же «заболел» этой профессией, как мой друг Йозеф, слывший двенадцать лет назад самым большим лодырем в части. Так же как старый чокнутый архитектор, который проектировал это строительство. И который теперь то и дело так схватывается с главным прорабом, что только пух и перья летят. Точно так же, как все эти строители разного возраста, которые из месяца в месяц требуют дать им расчет, не желая «губить в этом бардаке свое здоровье», но тем не менее никогда не уходят. Все они чокнутые. По крайней мере самые стоящие из них, не уходящие со стройки. Мудрые и осторожные – те платят пенсионную страховку и доживают до глубокой старости, чтобы с пользой употребить свои денежки. А эти – кучка не думающих о завтрашнем дне идиотов – сгорают, как пучок соломы, и останется после них лишь зола, которая пойдет на удобрение газонов, если таковые здесь вообще будут. Йозефа Каминека ночью отвезли в больницу с кровотечением – язва двенадцатиперстной кишки.