Председатель КГБ Юрий Андропов - [52]

Вся убогость брежневской внутриполитической линии потрясающе точно выражена в этом кратком заголовке! Во-первых, выступление ведущего идеолога направлено не на утверждение неких партийных истин, а "против" чего-то, — партия, стало быть, идет по чьим-то следам? Во-вторых, что это за обвинение — "антиисторизм"? В марксистском лексиконе накопилось множество жутких политических ярлыков, но о таком не слыхивали. Наконец, просто смешна словесная убогость заголовка: если латинское "анти" перевести на русский язык, то получится: "Против противоисторизма". Воистину невысок был уровень бреж-невско-сусловских присных, и даже предприимчивый Яковлев не смог его приподнять. Даже при молчаливой поддержке Андропова.

Уже по выходе статьи стало ясно, что бедный замзав вдребезги проигрался. В рядах "МГ" струсили только самые уж трусливые.

Грозная по "формулировкам" статья оказалась напечатанной в ведомственной газете и подписана каким-то "доктором наук", а не партийным титулом. На неловкого авантюриста обрушились все: и сторонники молодогвардейцев, и разбитые сталинисты, и старые писатели вроде Шолохова, и профессора соцреализма, и, наконец, был дан повод партийным ортодоксам: как, учить партию через "Литгазету"? от имени партии выступать не члену ЦК?

Дальнейшее нетрудно было предугадать, но тут следует сделать неожиданную для многих оговорку. В памяти российского народа Брежнев остался как косноязычный идиот; так он и выглядел в последние годы, но эта оценка политически совсем неверна.

Брежнев был хитер и осмотрителен, очень осторожен, он действительно отличался миролюбием, то есть неприязнью к резким и крутым мерам. Его личное влияние на политику страны в 70-е годы нельзя недооценивать. Перебор Яковлева для осторожной и оппортунистической линии Брежнева был слишком уж вызывающим: если всякий замзав, даже и дружный с помощниками, начнет так действовать, то… Не надо забывать, что Брежнев образца 72-го года не успел еще превратиться в живой труп, как десять лет спустя.

Статья не понравилась осторожному Брежневу: "Этот м… хочет поссорить нас с русской интеллигенцией", — сказал он в раздражении. Итак, Яковлева срочно и унизительно сослали в провинциальную Канаду.

Разумеется, Андропов за всеми этими событиями внимательно следил. Он понял, что Яковлев поспешил и перебрал, но статью его запомнил, как и самого автора. Как мы увидим, он вспомнит о том в свое время… Однако глубинная неприязнь всей исторической России у Андропова не ослабевала никогда и при всех обстоятельствах.

Ныне хорошо известно, как в Свердловске-Екатеринбурге взорвали "дом Ипатьева", последнее прибежище семьи Николая II, тут в подвале были застрелены одиннадцать человек, включая двух женщин, четырех девушек и больного подростка. Теперь известны подробности.

26 июня 1975 года Андропов доложил в ЦК: "Антисоветскими кругами на Западе периодически инспирируются различного рода пропагандистские кампании вокруг царской семьи Романовых, и в этой связи нередко упоминается бывший особняк купца Ипатьева в городе Свердловске. Дом Ипатьева продолжает стоять в центре города.

Представляется целесообразным поручить Свердловскому обкому партии решить вопрос относительно особняка в порядке плановой реконструкции города".

"Вопрос решили", направив соответствующее распоряжение в Свердловск. Тут уж и нам не удержаться от подробностей! Тогдашний первый секретарь обкома Я. Рябов не спешил выполнить указание, ссылаясь на мнение Общества охраны памятников, а вот сменивший его в ноябре 1976-го Б. Ельцин, выслуживаясь, поспешил несчастный тот памятник снести. Потом жаловался, что на него, мол, давила Москва. Врал, как всегда ("лягу на рельсы".). Итак, нынешний российский народ обязан именно Юрию Владимировичу и Борису Николаевичу этим варварством.

А ведь до сих пор не перевелись на Руси простодушные граждане, которые числят Андропова тайным "либералом" и "реформатором".

Даже такому баловню судьбы, как художник Илья Глазунов, Андропов относился очень настороженно — именно за его явно прорусские настроения. Как бы то ни было, но в 1976 году составил специальную докладную записку по поводу деятельности художника Глазунова. В целом Андропов не хотел изолировать скандально известного живописца от общества, однако характеристику ему выдал не самую лучшую: "Глазунов — человек без достаточно четкой политической позиции, есть, 6езус7Ювно, изъяны и в его творчестве. Чаще всего он выступает как русофил, нередко скатываясь к откровенно антисемитским настроениям. Было бы целесообразно привлечь его к какому-то общественному делу, в частности к созданию в Москве музея русской мебели".

Однако Андропов был хитер и коварен, по своему характеру он замечательно подходил, словно был создан для должности шефа тайной политической полиции. Выразительное свидетельство тому содержится в сцене, описанной в воспоминаниях Ильи Глазунова, лишь недавно опубликованных: "Мне однажды посоветовали: "Позвони Андропову" (он был тогда председателем КГБ). "А чем он может помочь? — удивился я. "Всем, если захочет", — ответил мой приятель.

После первого же звонка мне была назначена аудиенция на Лубянке. Я готовился к волевой схватке с глазами. Но он, разглядывая меня спокойно сквозь стекла очков, сказал: "Что, опять какую-нибудь "Мистерию" хотите выставить? Плохо, если любовь к Родине перерастает в национализм и антисоветизм". Его красноватое лицо было невозмутимо, и он хотел быть доброжелательным. Стараясь быть тоже невозмутимым, я ответил: "Все мое творчество — это и есть любовь к Родине, а патриотизм, по моему убеждению, не имеет ничего общего с национализмом". "Высокопарно, но справедливо", — сказал Андропов и стал кому-то звонить. Запомнились его слова: "Да, согласен, не надо нам плодить диссидентов и недовольных". И моя выставка в Манеже была открыта". (Глазунов И. Россия распятая, Кн. 1. М., 2006. С. 43–44).