Предпоследний крестовый поход - [23]

Папа говорил все тоже самое, что с балкона. Иногда добавлял что-то из евангелия. От Матвея, разумеется. Пакетик магистра жег карман. Кардинал и магистр курили в открытое окно запуская мокрый сквозняк в зал. Хьюго невыносимо хотелось спать и курить. В молодости он мог спать по два часа. Умывание из тазика и половина сигареты. В крайнем случае можно было занять себя семечками или орехами. Но не больше. В детстве он плохо спал из-за шума и воплей со двора. Когда родителей не стало, сон стал лучше, но короче. Построение планов на будущее. Вылазки в заброшенные дома. Тренировки в стрельбе. Манипуляции. Штудирование священных писаний. При королевском дворе покоя тоже не было. Анне требовалась молитва после каждого ночного приступа или потери сознания. Да и других дел навалилось. Только после произведения в папы Хьюго мог спать вдоволь. А теперь эти кошмары.

Перед трибуной на коленях стояла матриарша Елена. Журналисты стояли в ожидании. Магистр и кардинал выбросили окурки в окно и замерли.

– Найди и убей того, кто сделает зло перед очами господа твоего, кто пойдет и станет служить иным богам или солнцу, или луне. – папа начал клевать носом и замедлился. – Благословляю сердце в груди твоей, сталь клинка твоего, земли, что заберешь ты у неверующих и врагов господа своего… Аминь. – папа наспех брызнул матриарше в лицо и та довольная, под вспышки фотокамер удалилась. Елена была последней.

Благословление было сродни крещению. Младенцев простых горожан окунали в грязную реку, отпрысков военных, советников, приближенных и знати погружали в специальную купель. Особо богатые могли даже просить самого папу о проведении обряда. Простым горожанам плюнули слова благословения с высокого балкона. Офицерам и знати оказали личное, почти интимное напутствие. Так же, все, что приобретенное ими в походе будет обложено налогом, но все же останется в руках добытчика, в отличии от городских, что должны будут все отдать королевству.

На улицах, растянули навесы от дождя. Гулять и провожать воинов в путь собирались до заката. До самой вигилии. И с первыми лучами солнца войска наконец отправятся в путь, оставив за собой горы мусора, объедков и обиженных женщин.

Хьюго хотел прилечь перед ночной литургией, но газетчики и телевидение не давали покоя.

– Как вы считаете, разногласия с нашими немецкими союзниками, не помешают святому походу?

– У нас могут быть какие угодно разногласия о ведении политики, но господь для всех един.

– Ваше святейшество, сколько орденов принимает участие в походе?

– В походе принимают участие все ордены, чья вера, так же сильна, как моя и ваша.

– Святейший отец. Будут ли отлучены от церкви и лишены вашего благословления, те кто осмелится использовать огнестрельное оружие и технику наших грешных предков?

– Ваше всесвятейшество, правда ли, что ваш избранный полководец Ричард семнадцатый убил заемщика, отца пятерых детей и сына матери инвалида?

Хьюго нахмурил брови. Кажется, еще вчера он читал в отчете, что тот несчастный даже женат не был. А сейчас у него уже пятеро детей, мать инвалид и, наверное, он еще держал столовую для бедняков. Папе хотелось сплюнуть на деревянный пол.

– Хватит вопросов. Его святейшеству нужно побыть наедине с богом и подготовится к ночному богослужению. – магистр засунул в объективы свое рябое лицо и журналисты стали расходиться.

– Спасибо, магистр. Я должен провести время в молитвах, а не в ответах на праздные вопросы.

– Это неоспоримо, ваше святейшество. Хотите быстро уснуть и проснуться новорожденным? У меня есть потрясающее средство.

Хьюго еще не разобрался со старым потрясающим средством, а магистр уже сует новое в ладонь.

Хьюго завалился в постель не раздеваясь. Тиара сползла и валялась на соседней подушке. Мантия была еще влажная от дождя.

– Ваше святейшество. – в дверь просунулся слуга. – Желаете чего-нибудь? Вина? Проголодались? Музыкантов? Привести кого-нибудь?

Хьюго устало кивнул. Через минуту на прикроватном столике появилась тарелка фруктов, мокрых после заморозки, бутылка красного вина и смуглый мальчуган.

– Ваше святейшество, буду рад служить вам. Меня зовут Мигель Джонсон.

– Служить надо господу. Знаешь, что означает Джонсон? Это старая фамилия. Сын Джона. Джонсон. Грейсон – сын Грея. Улавливаешь?

– Да. Ваше святейшество.

– Угощайся. Наливай вино, ешь. Сигаретку? И сними эту рубашку.

Папу раздражали форменные серые от частой стирки рубахи, которые висели на детских плечах как мешки, превращая юную фигуру в скелет.

Следом Хьюго разделся сам. Уснуть сегодня уже не удастся.

Шум песен и плясок сверху проникал глубоко под землю. В старый бункер, времен войны грешных предков. До святого атомного огня. Теперь это место, пропахшее плесенью и канализацией, озаряли десятки свечей. Антоний стоял, сложив руки в молитвенном жесте. Рядом стоял брат Мартин и верховный брат Филипп. Он протягивал свою морщинистую руку, другим братьям, облаченным в безразмерные мантии. Только черный глаз в треугольнике на запястье мелькал в рукаве.

– Приветствую брат Давид. – кланялся Филипп.

– Приветствую. – поклон в ответ.

– Приветствую брат Шон. Приветствую брат Гордон. Приветствуй брат Йозеф.