Предназначение - [29]

- Я много слышал от людей: "Хочу летать! Хочу свободы! Душа - птица!" Но я понял одно: Дай человеку крылья, так выше 10-ти метров и не поднимется - страх, вошедший в привычку. Привычку тела. Дай человеку власть - он останется один посреди им же разрушенного мира. Потому что поглощать, не значит - Любить (так же как и огульно отрицать всю темную половину мира - не значит быть чистым), хотя в сути своей это одно и то же; обладать всем можно, лишь отдавшись всему, а не заграбастав все. Но отдавшись именно ВСЕМУ. Это противоречит человеческому понятию свободы... Очевидно, что марионетка смерти не сможет войти в вечность. Человек еще и не начинал жить. Нити надо обрезать постепенно, одну за другой, чтобы, когда последняя будет оборвана, мы уже не были бы марионетками и не свалились бы бессильной кучкой праха у подножия трона смертельного тирана. - Саах подошел к окну. Очевидно, что туда еще никто не спускался. Иначе нечто уже было бы сделано там, понимаете. - Саах повернулся к ним. - Безраздельная преданность во имя неизвестно чего. Работа, польза которой сомнительна, а тяжесть которой неописуема. Труд незаметный, утомительный, скучный. И когда кажется, что что-то сделано, и какой-то дефект побежден, он тут же принимает другую форму, и все начинаешь сначала.

Саах знал, что не лезет в чужой монастырь со своим указом, нет. Он ясно видел нужность того, что сейчас совершала Мать; он был наблюдателем, лишь крохотной пылинкой, осчастливленной всемогущим присутствием той, чья радость движет вселенными.

- Я не понимаю, Саах, - глухо проговорил Он, и васильки его глаз потемнели от бесконечной тоски, налились горечью печали, - я не понимаю и... Вероятно, весь этот чудесный край - гигантская маска той, кого зовут Ложь.

- ... существует столько разных краев и областей, - добавил Саах. - Но, Вы знаете, надо быть сытым по горло всем этим, чтобы броситься в воду, имея лишь веру в Нее, понимаете...

Пребывало все, от бездонного дна смертельного ужаса жизни и застоя до бескрайнего великолепия миротворческого созидательного вечного Начала. Кто-то, именно Саах, был, конечно же, не Саах; и теплая безбрежность, да, конечно, всегда теплая (и, да, но всегда по-разному), и Он и Она... О, какая чушь; "и", "и", "и" и много всяких "и". Довольно! Это было как вопль. И спокойно-спокойно бежал ручей, променяв великолепие гор на изобилие долины. Как никогда, все было всегда.

- ... надо быть сытым по горло всем этим, чтобы броситься в воду, имея лишь веру в Нее, понимаешь, Йу. - говорил Он Ей, глядя поверх изгороди, провожая взглядом идущего прочь некоего молодого человека с бездонным взглядом неопределенных глаз.

- Саах, ты знаешь. А я верю. - Она откинула волосы назад. - К чему тянуть. Уж слышен зов. Впрочем, все произойдет в безмолвии; и без мыслей...

Синички слетелись и ждали угощения. Были двое, которых было много. Они очень долго сидели на завалинке и смотрели на заснеженные склоны, в бирюзовое небо, в глаза друг другу, что, в-общем-то, означало одно и то же. И видели себя - Он и Она - идущими в веках по свихнувшимся меридианам к полюсу на встречу с теми, кто когда-то были ими же, и не видели уж теперь существование лишенным смысла. К величайшему слиянию. Все во всем всегда, в каждой точке; и радость, радость, радость теплая, непередаваемая, как объятие за миллионы миль, но близкое, чистое и, главное, ВСЕобъемлющее.

Дышала светлая под боком тишина.

Мерцаю звездочкой,

И много нас, все - Вселенная одна...

Очередная,

Спадает с глаз густая пелена.

- Аста, - молвил Феб, вставая с завалинки и следя взглядом за бредущим по склону яком.

- Что, Лувр, - отвечала Лин.

- Я, тот, кто зовет себя Нико, уже не тот... Понимаешь, Йу? Так кто я, Свет или не Свет?

- Я знаю одно, что я Эли, - говорила Нат, мягко беря Таро за руку и тихо уносясь в неподвижность неистового бешеного вращения вещей и форм к... Мать была над всем. Пути столь близких незнакомцев пересекались под самыми невероятными углами. Но... где они сходились, там и расходились. Это была Боль. Пока еще.

x x x

Восхитительные горы, белизна бескрайних просторов... Если бы только не тяжкий хлад сих сугробов, не обжигающий легкие морозный воздух. Саах возвращался.

В один из дней своего пребывания в гостинице (в последний день) Йу услышала за дверью шаркающие шаги, которые она узнала бы из тысяч других.., походку самого дорогого ей существа. Дверь распахнулась, бородатая обмороженная фигура ввалилась в комнату, в объятия Йу, в тепло любвеобильного потока... Саах улыбнулся, плюхнулся на кровать, блаженно закрыл глаза и молвил:

- Я "сеял", Они взошли.., - и уже спал, положив голову Йу на колени. Счастье расцветало в ней незабудками, она тихо перебирала его спутанные волосы, напевая детскую песенку, уверенная теперь, что утро застанет их в дороге.

x x x

Дороги, машины, города. Поезда, вокзалы, общежития. Телеги, пароходы и даже самолеты... Вдвоем они стремились найти ту точку пересечения меридианов и параллелей, где бы они могли осесть, "посеяться", взойти всходами, начав, наконец, расти вверх в стремлении отыскать в небесах свои корни... Или, взглянув вниз, отыскать в своих корнях небеса.