Предложение - [15]

Я улыбаюсь.

— На данный момент она в порядке. — Я делаю паузу. — Мне жаль, что тебе пришлось нас ждать. Я бы взяла такси.

— Эй, моя невестка попросила отвезти тебя домой, а ради семьи я сделаю все, — ворчит он, вставая. — Я рад, что малышке стало лучше.

Я киваю, не в силах сказать больше. Мы выходим из больницы и идем к машине. После того, как я пристегнула Аву и села, мы оказываемся на дороге, я хочу поблагодарить его за то, что он нас подвозит, но слова застревают у меня в горле.

— Ты в порядке? — спрашивает Брэм, когда я неоднократно прочищаю горло.

— Спасибо, что возишь нас, — говорю я, мой голос больше похож на шепот.

— Не беспокойся об этом, — говорит он. В свете проезжающих машин выражение его лица становится мрачным. — С тобой все хорошо?

Я снова киваю, пытаясь улыбнуться, но давление в носу и в глазах нарастает, и я чувствую, будто разрушаюсь изнутри. Я отвожу взгляд и смотрю в окно, и во второй раз за два дня осознаю, что полностью теряю контроль над ситуацией.

Сначала приходят слезы, рыдания так и рвутся наружу. Мне хочется плакать уже от того, что это происходит перед Брэмом. Перед тем, кого я едва знаю. Я плачу от безысходности, разочарования, этот постоянный вопрос - ну почему я? Вечеринка жалости к себе, я знаю. У меня такие постоянно. За исключение того, что теперь мне страшно за себя и за Аву. Страшно, что для того, чтобы пройти через все это, мне надо полностью изменить свою жизнь.

Брэм ничего не говорит, полагаю, это хорошо. Он просто игнорирует меня, и я надеюсь, что он продолжит в том же духе. Он продолжает вести машину.

И тогда я начинаю говорить. Как только я открываю рот, я понимаю, это ошибка, но никак не могу заткнуться.

— Меня вчера уволили, — говорю я между рыданиями. — Мне оставалась неделя до оформления медицинской страховки. Аренда за мою гребаную, дерьмовую квартиру снова выросла. Машина сломана. А теперь еще и Ава заболела. Она серьезно больна, и я понятия не имею, как я собираюсь платить за лечение, как я собираюсь помочь ей стать лучше, как я вообще собираюсь быть хорошей мамой. Хорошая мама всегда все может, а я не могу. Я просто…ни на что не гожусь. Я не могу сохранить работу. Я получила профессию мечты, но это не практично. У меня нет ничего, кроме нее, но я даже не знаю, как смогу сохранить ей жизнь. Я имею в виду, я не просила о такой ответственности, нет. Но я обещала о ней заботиться, и то, как каждый раз мир словно испытывает меня, это паршиво. — Я делаю паузу, пытаясь придумать что-то позитивное, чтобы остановить слезы, но ничего не выходит. — Инсулин будет стоить триста баксов в месяц. Как я смогу оплатить его, если я едва ли могла платить аренду, а теперь вообще осталась без работы?

В машине полная тишина, слышно лишь мое рваное дыхание. Проходит несколько минут, и Брэм говорит.

— А твои родители?

Полагаю, он имеет в виду, что достаточно долго зависел от денег своих родителей.

Я сглатываю и качаю головой.

— Нет, мама и так помогает, как может. Она два раза в неделю остается с Авой. Но она чертова горничная. Ха, если б ты знал меня, когда я росла, ты бы в это в жизни не поверил. То, кем она стала…Но она сделала кучу ошибок и теперь потеряла все это и….ей не намного лучше, чем мне.

— Понимаю. А отец?

— Он хороший парень. — Я вытираю слезы ладонью. — Но я разговариваю с ним только раз в месяц. Он занимается благотворительностью в Индии и Юго-Восточной Азии. Если у него есть деньги, он помогает.

— Так он может тебе помочь.

— Это не то же самое, — говорю я. — Он помогает тем, кто действительно нуждается.

— Звучит так, будто ты нуждаешься.

Я чувствую, как он смотрит на меня. Я смотрю на свои руки.

— Я не буду у него просить. Не хочу, чтоб он думал, что со мной что-то не так. — Уголком глаза я вижу, как Брэм кивает, и снова молчание. Я чувствую себя хуже, чем раньше.

Вскоре мы останавливаемся перед моим многоквартирным домом. Сквозь слезы я вижу бомжей и прочую шваль, слоняющуюся по улице. Ночью их всегда больше.

— Я провожу тебя, — говорит мне Брэм, и по твердому тону его голоса я понимаю, мне лучше не спорить. — Не могу поверить, что ты здесь живешь. Ты не должна здесь жить.

Я должна чувствовать себя оскорбленной, но нет.

— Я тоже не могу в это поверить, — шепчу я. Я выхожу из машины, и Брэм стоит рядом, внимательно глядя, чтоб ко мне никто не подошел, пока я достаю Аву. Он быстро снимает кресло, ставит машину на сигнализацию, и мы проходим внутрь.

Оказавшись в холле, я беру у него автокресло, но он не отдает. Нет больше высокомерной ухмылки, он чертовски серьезен.

— Я провожу тебя до квартиры, — говорит он. — Я не доверяю твоим соседям, я знаю, что это такое, ходил в школу в Глазго. Я хочу убедиться, что ты в безопасности.

— Тебе не надо этого делать, — говорю я, все еще удерживая кресло.

— Мне ничего не нужно делать, — отвечает он. — Но я хочу. И я это сделаю.

— Твоя машина…

Он смотрит сквозь дверь на улицу.

— Моя машина в порядке. Она на сигнализации, они это знают. И она громкая. Они не посмеют.

Я неохотно отпускаю сиденье и иду вверх по лестнице на второй этаж. Я останавливаюсь у своей двери и достаю ключи. Я действительно не хочу, чтоб он видел мою квартиру, не хочу, чтоб входил. Это странно, но мне кажется, он подумает, что знает меня, что понимает, будто у него сложится определенное мнение обо мне, стоит ему взглянуть на мою мебель, фотографии. Хотя, после моей истерики в машине, он и так достаточно обо мне узнал.