Предки Калимероса. Александр Филиппович Македонский - [29]

Александр велел отвечать следующее:

«Александр воевода Македонии, могучему Падишаху всех Падишахов, Шахов и Шейхов, Дари сыну Дараба, солнцу мира. Я иду очистить землю от поклонения болванам, и научить людей познанию единого Бога; а так как ты болван, присвояя себе величие Божье, то свергнув и тебя с подножия, я употреблю в твою же пользу присланную тобою плетку».

Ответ положили в ларец, заперли и отнесли к послам.

Послы, воздохнув, сели на верблюжьи носилки, и отравились сопровождаемые Кизилбашами.

В след за послами Дария, явилось посольство от Ады, сестры Мавзолея, покойного Царя Карии, просить у Александра помощи против брата, который лишил ее престола.

Нельзя было отказать в защите обиженной женщине, особенно сестре Мавзолея, того Мавзолея, которому Артемиза построила седьмое чудо света, надгробный памятник: пять Архитекторов строили его; Скафа со стороны Востока, Демозей со стороны полудня, Лифгард со стороны Запада, и Браза со стороны Севера; пятый, Пифий, устроил на этом здание, как на подножии Пирамид, мраморное изображение светлого Изида, несущегося на четырех пламенных конях. — Этот-то памятник, и все подобные памятники в честь Мавзолея, прозваны Мавзолеями, не смотря на то, что Муфзала, значит обитель смерти, или слово в слово зала гроба, т. е. гробница[52].

Александр, покорив всю Карию, и прибыв в Галикарнас, утвердил Аду на престоле.

В знак благодарности, Ада прислала Александру на золотых блюдах, вместо яств, золото и дорогие камни, и обещала поставлять для его войска провиант; но сама не явилась к Александру.

— Александр Филиппович, — сказал я — тебя обманывают, выдавая Аду за Царицу и женщину, а не за племя Азов, потомков Лидян и Манов!

— Молчи, знаю, да не хочу знать— отвечал Александр. — Пойдем посмотреть здешний храм и Мавзолей, построенный в честь Мавзолея.

Если от имени Мавзолея произошло слово Мавзолей, то и мозоль произошла от Мавзолея, и Мусульмане также получили свое название от Мавзолея; точно также как Эллины от Царя Эллина, Египет от Царя Египта… Я дивлюсь, что по сие время нет народа Александриота!..

— Молчи, знаю и это, да не хочу знать, — отвечал Александр.

Мы отправились осмотреть Мавзолей, огромное пирамидальное здание, построенное крестом. С Александром я прошел сквозь непроходимые места. В восточном покое, называемом Скафа, стояла таинственная гробница Адона, на полдень была кафедральная зала, где читались Демозаги. На Западе, пространная зала Лифгард, со впадинами в стенах, где стояли урны с прахом умерших; в Северном покое совершались жертвоприношения; но храм Пифии — предвестницы, был в верхнем этаже.

Рассмотрев все, что было любопытно, мы возвратились во дворец Хейлигар-нэс[53], а потом отправились в поход.

Между тем, Дарий Ибн Дараб, сбирал грозную рать под стенами Бабеля. О числе воинов страшно и говорить. Казалось, что все дерева древнего Ейрена, обратились в людей и двинулись целыми лесами в Азистан[54] или Хузистан, древний Орантиод.

Гюлан, Мезендеран, Азербиджан, Хаверан, Мидия, Аран, Иркиния, горы Дербента, Туран, Хатаи, Саки, Шам и Мизраим, Фанах и Гинду на слонах… стеклись под Сипагр Дария. Пространство между Тигром и Евфратом, от стен Бабеля до развалин Азар-ку[55], было занято станом, который похож был на базар древней Самарканды[56]. Блеск оружия, ржание коней, крик ослов, говор людей на 777 наречиях… смешение языков, хуже Вавилонского!.. Дарий, сделав надлежащий смотр войску, был очень доволен им, и даже воскликнул, по сказанию одних Хуб-ест! а по сказанию других Хош-ест! — хотя, то и другое восклицание — значит хорошо есть! но это было причиною величайших споров между учённейшими персидскими Историками. Правда, что это вещь маловажная, не стоящая изгрызенного с досады каляма, но Историк бьется из истины!

«Как можно! — восклицает он в полноте чувств справедливости, — как можно уверять, что Дарий сказал хош-ест, когда я имею достоверные сведения, что он сказал хуб-ест!»

Но обратимся к Дарию, который в красном, злато-бахромчатом, с раскинутыми полями шатре, сидит на ковре благополучия. Он, в пурпуровом халате, унизанном огромными жемчужинами, опоясан мечем правосудия, у которого ножны также жемчужные; на голове его кидар, также весь уложенный жемчугом; только изображение солнца на кидаре, да оплечия, из святых камней, алмаза и топаза; перед его палаткой стоят ряды предводителей войсковых, Сергенги, Хакимы и Данишменды. Дараб дарит им коней, одежды, оружие; раздает драгоценные царские халаты, а вместе с халатами и халифатства, или права на обладание городами и областями. Тут же, подле палатки, стоит любимый ученый слон Дараба, к которому никто не обращен спиной; изворачивая хобот во все стороны, слон мотает, мотает головой и — поклонится; и все окружающие палатку отвечают на учтивость слона также поклоном. Все чинно и важно; молчание, и глаза в землю. Только в соседних шатрах Гюльары, жены Дараба, раздаются тихие соловьиные звуки, воспевающие Ширазскую розу.

Но кто опишет величие и роскошь Иранского Царя? На него никто не смеет поднять очей, кроме двух отроков, которые стоят по сторонам с опахалами из перьев зермург; вытаращив глаза на Дария, гоняют они мух от блестящей сферы, окружающей его величие.