Предисловие к 'Ренэ' Шатобриана и 'Адольфу' Б Констана - [3]

А мы, мудрецы и поэты.

Хранители тайны к веры,

Унесем зажженные светы

В катакомбы, пустыни, пещеры.

Эгоцентризм Шатобриана и предшественников его - немецких романтиков XVIII века - с предельной полнотой и ясностью изобразит и 1845 году духовный сын Руссо - Макс Штирнер в книге "Единственный и его собственность". Можно сказать, что с начала XIX века на теле буржуазии появилась некая - сперва не очень болезненная - опухоль, стало разрастаться нечто вроде "дикого мяса". Постепенно разрастаясь, оно начало действовать разрушительно. Но снова, как в XVIII веке, разрушая понемногу церковные, консервативные и вообще ограничительные идеи буржуазного общества, "исключительные личности" эти, "лишние люди" буржуазии, все-таки в огромном большинстве были и остались ее кровными детьми. И создав и в области литературы не мало поучительного, исторически неоспоримо ценного, подробно изобразив и "душу", и быт своих отцов, они с полной, исчерпывающей ясностью показали нам творческое бессилие буржуазии и рассказали весь драматический процесс постепенного банкротства индивидуализма, - процесс, который возник почти на другой день после победы буржуа над феодалом и так отвратительно заканчивается в наши дни.

Бессмысленная жадность к наживе, притупив интеллектуальные способности буржуазии, сделала ее близорукой и отвратительно консервативной. Стремясь к наслаждениям чувственным и быстро растрачивая силы на этом пути, буржуазия XIX века в массе своей являет картину истощения интеллектуальной энергии. В XVIII веке она была умней, энергичней, талантливей, тогда она умела ценить своих Вольтеров - разрушителей идеологических основ феодального строя. В XIX веке ее дети начали разрушать основы ее строя, ее быта. Очень характерно, что XIX век в литературе многократно восстановил и разработал средневековую церковную легенду о человеке, который в жажде славы и наслаждений продал душу свою дьяволу. Легенду эту обрабатывали Гете, Клингер, Ленуа, Поль Мюссе в романе "Пан Твардовский", приписываемом Крашевскому (она у нас выдержала бесконечное количество "лубочных" изданий). Настоящим героем этой легенды является, в сущности, не Фауст, а Дьявол, символ того самого разума, работа которого в XVIII веке разрушила церковно-феодальную идеологию государства дворян. Во всех "Фаустах" рассказывается, что из договора, из союза с Дьяволом-разумом человек никакой пользы для себя не извлек, а только преждевременно попал в ад. Это совершенно верно, если адом считать жизнь, так бессмысленно устроенную мещанством Европы и Америки.

Если читать Руссо, Канта, Фихте, Шеллинга, Томаса Карлейля, Маколея, Макса Штирнера, Прудона, Бакунина, Кропоткина, Фридриха Ницше, Лаврова, Михайловского, Константина Леонтьева, - если читать только этих авторов из десятков созвучных им, мы получим впечатление очень мощного хора, который непрерывно и на весь мир поет гимн личности, гимн индивидуализму. Десятки крупнейших мыслителей XIX столетия посвятили таланты свои делу вооружения личности на борьбу за ее "счастье", за ее благосостояние, ее "приоритет" главенство в жизни, в истории. Буржуазия строила паскудное царство свое на жесточайшей конкуренции, ей требовались крепкие, беззастенчивые люди. Не помню, кто, Трейчке или Момзен, сказал: "Немец должен быть самым сильным человеком Европы". Это мог сказать любой из них, это говорил Бисмарк и полоумный Вильгельм II, этого, кажется, не говорили так просто англичане и французы, но и они, как вся буржуазия Европы, стремились воспитать "сильных", крепких людей. К тому же - пошевелилась "толпа", и для нее требовались "герои", вожди. Их тоже нужно было воспитать так, чтоб они не отвели "толпу" куда-нибудь влево с той дороги, по которой шла буржуазия.

"Героя я ищу... не странно ль это, когда у нас, что месяц, то герой", - иронически восклицал в 1821 году Байрон, один из величайших "лишних людей" начала XIX века. Байрон иронизировал, а виконт де Бональд мрачно ворчал: "Вспоминаешь слова папы Пия VII: "У нас каждый холоп может стать королем". Бональд, один из могильщиков революции, проповедывал "закон троичности", выдуманный им. По этому закону бог - причина, мир - следствие, Христос - орудие, посредине между богом и миром; в человеке душа - причина, члены - орудие, следствие - воспроизведение жизни. Бональд соглашался с Руссо в том, что человечество пошло по неверному пути и что вся культура нового времени - культура ложная. Все научные открытия, изобретения или никому не нужны, или прямо вредны, а все, что нужно человеку, открыто ему учением церкви. Кроме Бональда такие же реакционные идеи проповедывали роялист Балланш, граф Жозеф де Местр и многие другие, - для всех них очень характерно отрицательное отношение к науке, к технике, отношение, которое начинает возрождаться в мозгах буржуазных "мыслителей" наших дней.

Слова папы Пия VII Бональд вспомнил в годы наполеоновских войн, когда дети трактирщиков, бондарей, торговок, прачек становились королями, герцогами, генералами, а подлинные короли уже начинали служить приказчиками, холопами буржуазия; в парламентах заседали, "управляя судьбами народов", лавочники, адвокаты, авантюристы. "Управление судьбами народов" сводилось к придумыванию "нациями" планов взаимного ограбления и методов наиболее суровой эксплоатацни труда рабочих масс.