Пределы зримого - [5]

Каких-то несколько минут назад пылесос был лучшим помощником мудрой женщины. Теперь же, если мне не удастся вновь заставить его работать, он переметнется в стан врага — превратившись в мусор. Мой закадычный друг, столь ценный ренегат, он украсит собой вершину одной из груд мусора где-нибудь в Южном Лондоне. Его шланг, словно хвост дракона, обовьется вокруг чрева, в один миг потерявшего силу и всякую ценность. Итак — пылесоса нет, а мои милые гостьи, участницы кофейного утренника, будут здесь меньше чем через час! Что же мне делать? В такие мгновения я страстно желаю, чтобы ко мне вдруг заглянул на огонек кто-нибудь, кто мог бы оказаться действительно полезен: например — весело улыбающаяся соседка, которой невтерпеж обсудить новое чистящее средство, чем мы и занимаемся, прихлебывая растворимый кофе, или же — вечно суетливая приходящая прислуга-шотландка, настоящий демон натирки полов, или, наконец, проводящий исследование эксперт из Института Белизны. Нет, я, конечно, не знакома с ними. Тем не менее у меня действительно бывают самые непредсказуемые посетители. Уверена, что мои «подруги» по утреннему кофе обмерли бы от изумления, доведись им встретиться с этими посетителями. Хорошо, если эти гости зайдут именно сегодня и помогут мне управиться с работой.

Глава 3

Скоро придут приглашенные на утренний кофе. Они непременно заметят, что не весь ковер вычищен пылесосом. Но что именно они увидят при этом? Все еще стоя на коленях, я перевожу взгляд с двери на пол.

Взгляд опускается все ниже и ниже. Старый серый ковер, местами протертый до перекрещивающихся нитей — основы и утка. Под ковром — голые доски. Я одергиваю юбку и наклоняюсь еще ниже. Мое лицо приближается к истоптанному углу ковра, где лишь островки ворса остаются посреди моря решетчатой основы. Здесь сотни островков — темных на светлом фоне. Лишь на некоторых из них сквозь густые шерстяные заросли что-то блестит и сверкает. Это крохотные осколки стекла, каким-то чудом пережившие здесь предыдущую чистку две недели назад. Теперь эти сверкающие кусочки взывают о помощи, приговоренные к одиночному заключению на необитаемых островах. Одиночество. Необитаемые острова. Все, что здесь есть, — либо выброшено морем на берег, либо еще плавает. Я задаюсь вопросом, на что было бы похоже путешествие во тьму — долгий морской поход к этим серым, мрачным островам.

Другие опередили меня. Словно галеоны, пересекают это высохшее море комочки пыли. Сто двадцать восемь дней потребуется одинокой пылинке, чтобы, двигаясь без остановки день и ночь, пересечь ковер в холле из угла в угол. Шарик сбившейся пыли способен проделать этот путь за неделю, даже меньше. Эти на первый взгляд неуклюжие и громоздкие сооружения на самом деле отлично приспособлены к тому, чтобы ловить даже самые слабые воздушные потоки, дующие из-под входной двери. Я восхищаюсь их конструкцией. Например, ближайший ко мне комочек пуха представляет собой сложное сооружение на основе взаимопроникающих и входящих в сцепление друг с другом спиралей. Самые слабые волокна, свивающиеся в мелкие арабески, пересекаются с большими спиралями, соединяя их кольца между собой. Такая конструкция превосходно захватывает и включает в себя встреченные на пути частицы пыли или новые завивающиеся волоконца.

Самые сильные, несущие на себе всю нагрузку спиральные конструкции созданы из человеческих волос, в основном — моих и Филиппа. Почти прямые, не способные завиваться волоски, по всей видимости, принадлежат какой-то собаке, хотя я уже и не припомню, когда у нас в доме в последний раз была собака. Впрочем, сейчас не это важно. Оказывается, меня пытаются запугать вот этими клубками пыли.

Как бы величественны и внушительны ни были эти шарообразные конструкции — сложные, как человеческий мозг, и в то же время изящные, как несущийся по пескам буер, — они всего лишь жалкие, бессловесные гонцы своего повелителя. Их запутанные мозговые извилины не даруют им способности говорить. Тем не менее яснее ясного, что их кто-то прислал сюда, чтобы позвать меня. Я стараюсь не дышать, чтобы не помешать самой себе разобраться в сути послания, переданного через клубки пыли. Тот из них, что обращен ко мне, соткан — как и остальные — из волос, именно этот — в основном из моих. Со стороны того, кто направил это создание ко мне, это было весьма остроумной шуткой. Шуткой — или мрачным предупреждением.

Бесполезно пытаться спасать мои волосы, попавшие в пылевой шар. Они такие тонкие и переплелись так замысловато, что скорее порвутся, чем я сумею вытащить их из клубка. Тем временем мой пылевой шар, до сих пор неуверенно вибрировавший на сквозняке, ухитряется бросить якорь, зацепившись за волокна ковра, что позволяет ему теперь вести себя со всем подобающим истинному герольду достоинством. Его паутина сверкает и переливается в свете ламп, горящих в холле. Сквозь серые волокна его пылевого брюха мне удается разглядеть гневную жилку красного ворса, несколько хлебных крошек и даже пару крошечных щепок. Щупальца пылевого шара тянутся ко мне. Это означает, что я должна следовать за ним.