Предел тщетности - [53]

— Сегодня провожу в последний путь, человека, который меня обобрал, а дальше, — тут я вспомнил предсказание черта, — куда кривая вывезет.

— Писателем он решил стать, — наябедничила Татьяна.

Вот зачем я ей сказал, кто меня за язык тянул? Единственное, чего я хочу, это не стать через двенадцать дней покойником. Для этого готов на время стать кем угодно, хоть писателем, хоть писсуаром в общественном туалете, как бы это паскудно не выглядело. Все храбрецы, пока не подопрет, а как хватит костлявая за горло, так и пить, и курить в один момент, и пробежки чахоточным шагом по утрам.

— Оно и правильно, — глаза Сапога подобрели, — с удовольствием прочитаю твой желчный опус.

— Почему желчный-то?

— Потому что ты даже анекдоты рассказываешь с таким выражением, будто у тебя три рубля украли.

— Так прямо и три рубля.

— Украли бы десять, ты бы заплакал.

— У меня, заметь, два миллиона тиснули, как видишь, в рыданиях не захожусь.

— Так это сейчас, а тогда на тебя страшно смотреть было — стенал, мокрый от слез по утраченной дружбе. Так что пиши, а мы почитаем. Название роману наверняка уже придумал, — перевел стрелки Петька.

— Почему так безапелляционно?

— Потому что все графоманы сначала придумывают название романа, от названия и пляшут.

— Будто у писателей по-другому.

— Писатели, старичок, когда пишут, думают о гонораре. Ничто так не подстегивает творческую мысль, как невовремя пропитый аванс. Колись, какое название?

Я подумал, чего выкобениваться, тем более, что название романа придумано не мною, а моими звероподобными соратниками, скажу я Петруччо, как есть, пусть куражится.

— Предсказатель плохой погоды.

— Ааа, ха-ха, — загрохотал Петька, и стал похож на сундук с кастрюлями скачущий по лестнице вниз, — кто бы сомневался. Предсказатель! Плохой! Погоды! Танюха, держи меня, я сейчас умру.

На нас не то что обернулись, люди находящиеся во дворе морга смотрели во все глаза на хохочущего Петьку, но его это нисколько не смущало. Отсмеявшись, он заметил всеобщее внимание, прикованное к его персоне, аристократически кивнул головой застывшим в ужасе зрителям, дескать, благодарю.

— Такое только ты мог придумать, — добавил он серьезно. — Предсказатель плохой погоды, Рыцарь печального образа, разве не чувствуешь — в одной тональности. Херня это, а не название. Роман надо называть так, чтобы и издатель и читатель сразу глазом зацепился, неохота, а откроет и пролистнет.

— Критиковать все мастера, — мне только и осталось что возразить, — придумывать некому.

— Старичок, тебе название придумать? Пожалуйста.

Он посмотрел куда-то вбок, потом под ноги, перевел взгляд на Таньку — та стояла, держа хризантемы в одной руке, а в другой вертела черные очки, приготовленные чтобы скрыть будущие слезы.

— Пожалуйста, — повторил Петька, — вот тебе название. «Очки Пелевина».

— Почему Очки Пелевина? А роман тогда о чем?

— Какая разница — роман может быть о чем угодно.

Я хотел возразить, но Танька дернула меня за рукав.

— Пошли, спорщики. Все остальное — потом.

В пылу разговора мы не заметили, как отъехал автобус, врата печали закрылись, чтобы через пять минут открыться вновь, приглашая нас в свою утробу.

Глава 9. Одиннадцать дней до смерти

Хлопнула дверь, клацнул закрывающийся замок, два оборота, послышался шум лифта, затем все смолкло. Я лежал в кровати с закрытыми глазами, боясь пошевелиться, потому что любое движение сразу бы выдало диагноз моему утреннему состоянию. В принципе, вчера ничего страшного не произошло, я держался как мог, дозируя глотки, не ударил в грязь лицом, никому не нахамил, ни на кладбище, ни на скоротечных поминках на бегу. Только уже в такси по дороге домой отпустил вожжи стоика, попросил Татьяну притормозить водителя у магазина и купить мне горячительного на остаток вечера. Она нырнула в освещенные двери и уселась обратно в машину с пакетом, в котором лежали две бутылки коньяку, судя по этикеткам не дешевого. Хотя, пес его знает, я в коньяке не разбираюсь.

Когда подъехали к дому, зачем-то уговорил Татьяну подняться наверх, она отказывалась, мне показалось, слишком категорически, но в итоге согласилась, уступила, скорее чтобы не спорить с упертым дураком. Мы стояли в коридоре, две моих любимых женщины и я между ними, привалившись спиной к шкафу, умильно наблюдал, как они беседуют о пустяках, перебрасываясь короткими фразами. Слова пролетали мимо меня, я даже не задумывался, о чем они говорят, пока сквозь пьяный туман не почувствовал, непритворную злость обеих, направленную по отношению друг к другу.

Несмотря на кашу в голове, обескураживающее сообразил, что не я являюсь причиной их неприязни, а неизвестное мне третье лицо или событие, пробежавшее черной кошкой между ними совсем недавно. Свои отношения с Татьяной я от жены не скрывал, хотя и не афишировал, Наталья же женским чутьем угадала, что со стороны Таньки угрозы семейному очагу нет. Что случилось прежде и имеется ли продолжение, как мне думается, ее заботило чуть меньше чем гражданская война в Конго. Все Танькины мужья обязательно получали в качестве приданого мою скромную персону, так и Наталья обрела мужа с довеском в виде шлейфа былых отношений. Две умные женщины еще в начале знакомства пришли к согласию поделив меня в только им известным пропорциях, подписали пакт о ненападении и закрыли тему.