Предел тщетности - [19]

— Куда за руль? До магазина два шага, — запричитала в спину Роза.

— Да не в магазин я, а по делам. И не пил вчера. А колотит, потому что отвык от свежего воздуха, — огрызнулся я напоследок. Роза махнула рукой и пошла своей дорогой, навстречу ковыляющей из магазина Людке, чью квартиру недавно обокрали. Через минуту, держа Людку за пуговицу пальто, Роза докладывала той краткое содержание жизни нашего дома.

Мотор, прочихавшись, заурчал и я, довольный собой и машиной, расслабленно откинулся на сиденье, утопив мозги в подголовник. БМВ, некогда являясь предметом несомненной гордости, давно уже справила совершеннолетие, но по возрасту пока еще не перешла в разряд редких коллекционных машин. Лет пятнадцать назад она вызывала у встречных ездоков чувство уважения (мне почтительно уступали дорогу), с годами сменившимся сначала безразличием, а потом и откровенным пренебрежением. Моя любовь к ней напоминала застарелый сифилис, не поддающийся лечению. Губошлеп Мишка неоднократно советовал расстаться с потасканной немецкой красавицей.

— Никитин, ты на своей развалюхе только портишь нам реноме. Продай хламиду и купи, пусть недорогую тачку, но новую. За версту видно — наши дела идут из рук вон плохо.

Мишка был абсолютно прав насчет машины, и отчасти прав относительно положения дел. Дела шли еще хуже, чем он их описывал, стрелка барометра склонялась по направлению к помойке, я упустил тот момент, когда можно было безболезненно выдернуть несколько тысяч на приобретение новой колесницы. Мы пока еще барахтались на мелководье, но течение несло нас в стремнину реки, грозя перевернуть утлый баркас на порогах. Вот тогда-то Мишка и тиснул из сейфа два миллиона рублей, выбрав самый неподходящий момент, хотя формально выходило, что он ничего не украл, потому как именно два миллиона он вложил семь лет назад в наше предприятие. С другой стороны, мы скинулись фифти-фифти, и коли общий капитал значительно уменьшился, усох, благодаря совместному гениальному руководству, то и с остатка Мишка имел право только на половину умопомрачительного состояния.

Больше я его не видел, хотя неоднократно пытался связаться, намереваясь выяснить причины, побудившие совершить по отношению к бывшему теперь уже компаньону, столь некрасивый и необъяснимый поступок. Он только один раз ответил на звонок, чтобы сообщить, деньги он не вернет ни под каким соусом, ни добровольно, поддавшись уговорам, ни вынужденно, испугавшись угроз. Мишкин голос был надменно весел, что особенно возмутило меня, но за веселостью угадывалась непоколебимая уверенность в собственной правоте, безмятежное спокойствие удава, переваривающего кролика ушастого. Кроликом, по всем раскладам, оказывался я. В конце короткой телефонной тирады Мишка посоветовал мне податься в те края, куда Макар телят не гонял, в ответ я успел вставить лишь полную злости реплику, звучавшую приблизительно так — Ну тогда, Мишенька, не обессудь — последний и единственный разговор заклятых друзей на этом закончился.

Первым, вполне закономерным, я бы сказал, естественным порывом было желание разыскать губошлепа и убить на месте, вне зависимости, получу я деньги обратно или нет.

Три дня я метался от злости, потеряв аппетит и остатки разума, потом текущие печали и приближающийся финансовый коллапс направили мои мысли в русло поиска способов наиболее изощренной мести, тем более что за фразой «не обессудь», должны последовать определенные действия с моей стороны. Мужчина обязан отвечать за свои слова, так писалось в книжках про героев.

Слухи о нашей размолвке, как по мановению волшебной палочки, распространились среди знакомых быстрее скорости звука. Подробностей никто не знал, суммы назывались разные, вплоть до запредельных, о которых можно только мечтать, сидя в гамаке, но все были твердо уверены — Мишка кинул Никитина. Общественное мнение склонялось в мою сторону, Мишке доставалось порицание, хотя не без исключений — кое-то вспомнил мой вредный характер, беспричинные вспышки гнева, неприкрытый эгоизм, откровенный цинизм, духовный онанизм и слепую жажду власти. Недоброжелатели, распространявшие вздорные слухи радовали меня безмерно. Очень хотелось выглядеть, пусть только благодаря шепоту за спиной, циничным эгоистом, а то слепая жажда власти никак не сочеталась с зачуханым подвалом под названием «офис» с миниатюрными окошками наподобие бойниц, где я проводил основную массу времени.

В глазах знакомых я встречал любознательный интерес — что же Никитин будет делать дальше — вернет деньгу или спустит на тормозах, облизнувшись на пустую тарелку?

Неожиданная потеря денег всегда чувствительна, но меня больше занимало предательство школьного друга.

Когда мне было двенадцать лет от роду, родители получили квартиру «за выездом» в другом районе. Мы переехали из центра ближе к окраине Москвы, сменив комнату в коммуналке на отдельные двухкомнатные хоромы. Первого сентября я пошел в новую школу. Не в простую, а в английскую, меня туда приняли со скрипом — я начисто провалил собеседование, не ответив ни на один из задаваемых вопросов, даже на такой простой — кем хочешь быть? Не ответил и не мудрено — выбор между космонавтом и милиционером заставил бы призадуматься даже Гамлета, принца датского.