Предел тщетности - [11]

Шрифт
Интервал

— Я могу читать только четко оформленные мысли, а таковых в твоей, набитой всяким хламом башке — раз, два и обчелся, — ответил мне Варфаламей.

— Опарыши съели его мозг, — добавил бесцеремонный гриф.

— То-то я гадаю, чего ты такой скукоженный? — огрызнулся я.

— Мальчики, не ссорьтесь, — примирительно заговорила Евдокия, — Никитин, вспоминай, есть у тебя пороки, тайные или явные, особенно тайные.

— Нет, — соврал я.

— Врет он, — сказал гриф. — Тайные пороки есть даже у лазерных принтеров.

— Я беден.

— Бедность не порок, а отсутствие ума и, следовательно, денег, — многозначительно высказался гриф.

— Я курю.

— Скучный ты, Никитин — Варфаламей рассматривал ногти.

— Я много курю.

— Еще скучнее, — добавил черт, — Толстой за селянками бегал, Достоевский играл, Хемингуэй пил, только кого теперь этим удивишь? Вот если бы ты, Никитин, в юности изнасиловал кабана в лесу — это был бы неплохой штрих к твоему портрету.

— Неправдоподобно, никто не клюнет, — Евдокия повернулась к черту и покачала головой.

— Ладно. Тогда наоборот — кабан изнасиловал Никитина в лесу.

— Не вижу разницы, — гриф налил себе еще водки в фужер, — порок должен быть безобразен и манящ, отвратителен и притягателен одновременно, как горб у красавицы.

— Надо заглянуть внутрь себя, Никитин, зайти, так сказать, с непарадного входа и сразу порок найдется, — настаивала крыса.

— Если зайти в фешенебельный ресторан со служебного входа, можно открыть для себя столько интересного, что навсегда отобьет всякую охоту к поглощению пищи вне дома, — ухмыльнулся черт.

— Это ты НТВ насмотрелся, «Скандалы и расследования», — вынесла приговор Евдокия.

— Дуня, откуда, у меня и телевизора нет.

— Врешь. В углу стоит, салфеточкой накрыт.

— Это патефон.

— Патефон плоский и плашмя лежит. А у тебя стоит.

— Что за пошлые намеки, у меня давно уже не стоит.

— Ну да, на последнем шабаше я собственными глазами видела, как у тебя не стоит. Шорты парусом вздулись, когда ты с гейшей одноглазой танцевал.

— Гонишь Дунька. Это у меня фонарик в кармане неудачно повернулся.

— Ага, и в живот гейшин уперся, пупок освещать. Я смотрела и плакала от досады и отвращения.

Пока они спорили, я решил вздремнуть.

— Ба, да он спит, услышал я возглас Евдокии и открыл глаза, — как тебе не стыдно, Никитин, мы тут распинаемся, можно сказать, надрываем жилы, готовы биться до последней капли крови, чтобы сделать из тебя писателя, а ты дрыхнешь.

— Мурло неблагодарное, — добавил гриф.

— Вот тебя анкета с вопросами, — крыса нажала кнопку на принтере и он, застучав, выплюнул лист бумаги, — ты должен на них ответить. Те строчки, где стоит звездочка в квадратике, обязательны для заполнения.

Я пробежал глазами анкету — в конце всех вопросов стояли звездочки. Кто бы сомневался. Первый вопрос был про фамилию, имя, отчество и год рождения. Второй был обескураживающим и наглым — занимаетесь ли вы онанизмом?

— Зачем, извиняюсь, такие интимные подробности? — спросил я, вкладывая в вопрос весь сарказм, которым обладал.

— Проверить твою искренность, — не реагируя на яд в моем голосе, деловито парировала Евдокия. — Если ответишь «нет», остальные ответы анкеты можно не читать, потому что ты лжец.

— А может я импотент с детства?

— Импотенты, да будет тебе известно, самые, что ни на есть онанисты, — Дуня почесала за ухом и добавила. — Бери шире, импотенты постоянно забавляются не только со своими личными причиндалами, но и делают это во всех областях народного и не народного хозяйства.

— Гоняют лысого всю жизнь до кровавых мозолей, — добавил мерзкий гриф.

— Точно, Шарик. Заняты с утра до вечера, сетуют на усталость и загруженность, а коэффициент полезного действия равен нулю.

Черт с ними, подумал я и поставил в графе плюсик. Черт, кстати, курил и посматривал на меня с лукавинкой, вполне добродушно. Третьим вопросом шло уточнение — как часто вы занимаетесь онанизмом? Это уже ни в какие ворота не лезет.

— Слушайте, вы тут что, издеваетесь надо мной? А это зачем?

— Предыдущим вопросом мы хотели узнать, искренен ли ты с нами, данным же вопросом мы выясняем степень твоей откровенности, недогадливый ты наш, — улыбнулся Варфаламей.

— Тогда по вашей логике, четвертым вопросом надо копнуть до конца и спросить какой рукой я дрочу. И дать четыре ответа.

— Как четыре? — взвилась крыса. — Я насчитала три — левой, правой и попеременно.

— Двумя сразу, — добавил гриф, — есть еще и пятый вариант, распространенный среди котов, но, судя по животу, он Никитину не доступен.

— Мой живот это временное явление, — огрызнулся я и продолжил исследовать анкету.

Четвертый вопрос был — кто ваш самый нелюбимый писатель?

Столь резкий переход от онанизма к литературе мне показался довольно-таки неожиданным.

Будто сидишь за компьютером, внимательно рассматривая похабные фотки, а в комнату неслышно заходит посторонний человек в форме и с кобурой, встает за спиной, смотрит на монитор, приобщаясь к прекрасному, потом осторожно постукивает тебя по плечу дубинкой и вежливо спрашивает: «Простите, что помешал. Как вы думаете, на кого сильнее оказало влияние творческое сотрудничество двух поэтов — на Шиллера или Гете? Эффект получился бы приблизительно тот же.


Рекомендуем почитать
Повесть Волшебного Дуба

Когда коварный барон Бальдрик задумывал план государственного переворота, намереваясь жениться на юной принцессе Клементине и занять трон её отца, он и помыслить не мог, что у заговора найдётся свидетель, который даст себе зарок предотвратить злодеяние. Однако сможет ли этот таинственный герой сдержать обещание, учитывая, что он... всего лишь бессловесное дерево? (Входит в цикл "Сказки Невидимок")


Дистанция спасения

Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.


Избранные рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Огоньки светлячков

Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.


Республика попов

Доминик Татарка принадлежит к числу видных прозаиков социалистической Чехословакии. Роман «Республика попов», вышедший в 1948 году и выдержавший несколько изданий в Чехословакии и за ее рубежами, занимает ключевое положение в его творчестве. Роман в основе своей автобиографичен. В жизненном опыте главного героя, молодого учителя гимназии Томаша Менкины, отчетливо угадывается опыт самого Татарки. Подобно Томашу, он тоже был преподавателем-словесником «в маленьком провинциальном городке с двадцатью тысячаси жителей».