Предательство в КПСС. Хроника разрушения СССР - [17]

Римский клуб декларировался как научный центр, фабрика мысли «нового мирового порядка», нацеливался на глобальное моделирование развития человечества. Численность клуба ограничивалась 100 членами, в него вошли представители высшей политической, финансовой, культурной и научной международной элиты. И академик Джермен Гвишиани тоже стал членом этой организации. Разработки и идеи Римского клуба пропагандировались в СССР. В австрийском городе Лаксенберге Римский клуб и советская Академия Наук создали совместный Международный институт прикладного системного анализа. Учредителями стали Гвишиани, бывший советник президента США по национальной безопасности и президент «Фонда Форда» Банди, советник правительства Великобритании лорд Цукерман. А в СССР появился филиал этого института — Всесоюзный институт системных исследований Гвишиани. Из него позже выйдут такие «перестроечники» как Шаталин, Авен, Гайдар.

Ну а группа социологов и экономистов, которую сформировал Яковлев (после свержения Хрущева он возглавил Отдел идеологии и пропаганды ЦК), — Заславская, Левада, Грушин и др., собралась в Новосибирском отделении Академии Наук под руководством академика Аганбегяна. Этот центр приобрел репутацию самого передового, его расхваливали иностранцы.

«Прогрессивные» ученые имели огромное влияние на председателя Совета Министров Косыгина. Выправление безобразий Хрущева оздоровило советскую экономику. Она снова успешно развивалась. В Сибири началась разработка богатейших месторождений нефти и газа. Восстановилось нормальное снабжение населения продуктами питания и другими товарами. Но Косыгин задумал реформировать народное хозяйство, чтобы оно вышло на передовой уровень, стало еще более эффективным — и завязалась борьба двух проектов. Один предлагал академик Глушков, он разрабатывал программу централизации экономики, создания вычислительных центров, которые объединятся в Общегосударственную автоматизированную систему учета и обработки информации, ОГАС. Таким образом, в СССР возникнет уникальное, автоматизированное управление всей экономикой. Другой вариант выдвинул харьковский экономист Либерман. Он предлагал переводить управление экономикой не на административные, а на рыночные рычаги. Главным показателем сделать не объем выпускаемой продукции, а прибыль. Чтобы предприятия сами могли ею распоряжаться, направлять на развитие производства, на поощрение рабочих, на жилищное строительство. В перспективе можно будет перевести заводы и фабрики на самоуправление, самофинансирование. А министерства превратятся не в командные штабы, а в партнеров и советчиков предприятий…

Причем проект Либермана поддержали и «прогрессивные» ученые, и партийные идеологи, его пропагандировали в газетах, расхваливали. А проект Глушкова с автоматизированным управлением всячески заклевывали. (Одним из тех, кто занимался этим, не останавливаясь перед политическими обвинениями авторов, был молодой экономист и будущий «перестройщик» Гавриил Попов.) Косыгину доказали, что общая автоматизация потребует значительных вложений и времени. А на реформы Либермана — никаких затрат! Надо заинтересовать предприятия и рабочих выгодой, и результаты скажутся очень быстро. Была принята именно эта модель. Хотя она была тупиковой. Для перехода на рыночные механизмы экономические реформы было необходимо дополнить политическими — а к чему они приведут, показали события в Чехословакии, «Пражская весна». Реформы Косыгина — Либермана по сути зависли.

Но и в сельском хозяйстве были внедрены «передовые» программы, разработанные Новосибирским центром — фактически те же самые, которые пытался внедрять Хрущев, с ликвидацией «неперспективных деревень». Эти проекты тоже соответствовали экономической программе Косыгина — Либермана. Ведь главным критерием эффективности ставилась прибыль. А выкладки новосибирских ученых доказывали: мелкие деревни нерентабельны. Да и не могут обеспечивать социальные запросы современного человека. Предполагалось, что в каждом колхозе или совхозе останется 1–2 поселка с числом жителей от 1 до 10 тыс. Здесь будет развиваться высокомеханизированное хозяйство. А 80 % населенных пунктов получались «неперспективными».

Село только-только успело оправиться от прежних ударов. Ожило, накормило страну. Но в 1968 г. на него обрушились новые реформы. Прекращалось автобусное сообщение с «неперспективными» селами. В них закрывались школы, больницы, клубы. А население предполагалось переселять в центральные поселки. Причем стоит отметить — удар пришелся только по России! Планы совершенно не касались национальных республик, никто не выделял «неперспективные» прибалтийские хутора, кавказские аулы, среднеазиатские кишлаки. Результаты стали быстрыми — и плачевными. Ломалось хозяйство. Молодежь стала уезжать в города. Деревни забрасывались и вымирали. Положение с продовольствием в стране снова стало ухудшаться. Но деревня была и главным источником прироста населения! Теперь начался демографический спад.

Между тем Брежнев укреплял свою персональную власть постепенно, шаг за шагом. Делал это, проводя на важные посты собственных ставленников — Черненко, Тихонова, Устинова, Щелокова, министра обороны Гречко. Андропова окружил для присмотра заместителями из «своих» людей: Цвигуном, Циневым, Чебриковым. Осенью 1968 г. Леонид Ильич впервые открыто пошел против самой авторитетной части партийной верхушки: Суслова, Пономарева, Косыгина, Подгорного. Они настаивали, что надо смириться с антикоммунистическим переворотом в Чехословакии. Но Брежнев продавил собственное решение: ввести туда войска.