Предательство Тристана - [36]

Ну вот я наконец убил человека, мрачно подумал Стивен, вздыхая, впрочем, с облегчением. Но внезапно раздался еще один выстрел. Меткалф бросился ничком на пол около стены, за длинной деревянной наборной кассой, которая, к счастью, выдавалась вперед достаточно далеко для того, чтобы обеспечить укрытие.

На фоне яркого света, падавшего из магазина, черным силуэтом вырисовывалась фигура Дюкруа, сидевшего в своем кресле. Француз стрелял в Меткалфа, стрелял умело и довольно метко. Пуля за пулей расщепляли дерево в каких-то дюймах от головы Меткалфа. Барьер ячейки наборной кассы отвалился, и шрифт с грохотом посыпался на пол.

Меткалф нажал на спусковой крючок. Одна пуля клацнула по металлическому сиденью инвалидного кресла, вторая отлетела от колеса, а третья угодила Дюкруа прямо в лоб.

Зрелище было ужасающим. Пуля отбила от лба Дюкруа кусок кости, выбила целый фонтан крови, и изготовитель фальшивых документов тяжело осел в своем кресле.

Меткалф замер на мгновение, ошеломленный содеянным, но тут же заставил себя очнуться. Кинувшись к телам гестаповцев, он обыскал их карманы, забрав все, что там было: бумаги, значки и удостоверения личности. Все это могло ему пригодиться.

После этого он побежал к черному ходу. Нажал на ручку, дернул, открыл дверь и выскочил в захламленный переулок.

9

Имелось только одно место, куда он мог пойти.

База. Пещера. Ему было необходимо встретиться с Корки и доложить о том, что сейчас произошло: о предательстве Дюкруа, о провале. Коркоран придет в ярость из-за провала Меткалфа, в этом не может быть никаких сомнений, но он обязательно должен узнать о неприятностях. Не исключено, что у него даже найдется объяснение тому, что печатник так неожиданно переметнулся, это очень даже вероятно.

Меткалф должен немедленно связаться с Корки, и единственным путем сделать это была связь через каналы, через его контакты в Пещере; такова была система, изобретенная Коркораном, его метод сохранения тайны.

Он побежал, но затем, чувствуя боль в бедре, снова перешел на целеустремленный широкий шаг. Дело было не только в ране, которая оказалась поверхностной; Дерек Комптон-Джонс, радист из Пещеры, был обучен оказанию экстренной медицинской помощи и сможет обработать ее должным образом. Нет, сейчас очень важно выглядеть спокойным, солидным человеком, не вызывающим никак подозрений, идущим по своим важным делам. Если его кто-нибудь остановит – неважно, по какой причине, – он сможет предъявить бумаги любого из убитых гестаповцев. Ну и что из того, что он ничуть не походил ни на одну из фотографий; с этим он как-нибудь разберется, когда потребуется и если потребуется.

День уже клонился к вечеру, и на улицах Парижа бурлил народ. Меткалф никак не мог оправиться от потрясения, вызванного попыткой ареста и ужасным кровопролитием. Ему никогда еще не приходилось никого лишать жизни, а теперь он убил сразу троих человек. Он чувствовал себя оцепенелым, потрясенным убийством, хотя и отдавал себе точный отчет в том, что если бы он не убил этих людей, то сам лежал бы сейчас мертвым.

К тому времени, когда он добрался до здания из щербатого кирпича, в котором на первом этаже находился «Le Caveau», а этажом ниже базовая станция, боль в бедре стихла и хромота стала менее заметна. Он спустился по ступенькам к двери бара, три раза повернул рукоятку старого дверного звонка и принялся ждать, пока отодвинется в сторону заслонка «глазка», через который Паскаль, бармен, разглядывал посетителей, прежде чем впустить их.

Он ждал целую минуту, а затем повернул звонок еще три раза. Паскаль, обычно впускавший людей, не теряя времени, может быть занят, сказал он себе. Хотя вечер еще не наступил и посетителей должно быть немного – только самые завзятые пьяницы.

Прошла вторая минута, и снова никакого ответа.

Он попробовал еще раз. «Странно – подумал он. – Неужели бар закрыт?» Существовал еще один, более сложный путь проникновения на базу, известный Меткалфу. Нужно было войти в соседний жилой дом, спуститься на лифте в подвал, там открыть завернутую на болты стальную пожарную дверь, за которой начинался подвальный ход в нужное здание. Но этот ход берегли для экстренных случаев как менее безопасный: жильцы дома обязательно увидели бы входящих и у них появились бы подозрения.

Меткалф тронул дверную ручку и был изумлен, когда она повернулась и дверь открылась. Она, как правило, бывала закрытой на засов.

А внутри, что еще удивительнее, оказалось темно и пусто. Там не было ни одной души. И все же дверь отперта – в этом не имелось никакого смысла! Как только его глаза привыкли к темноте и смутные тени обрели форму и превратились в длинную деревянную стойку бара и высокие табуреты, Меткалф увидел еще кое-что, отчего у него похолодела кровь в жилах.

Несколько табуретов валялось на полу. Верх стойки был усыпан стеклом: разбитыми бокалами, опрокинутыми и расколотыми стаканами для коктейлей. Здесь что-то произошло, какой-то акт насилия.

Вступив в полутемный проем за стойкой, он увидел, что ящик древнего кассового аппарата Паскаля открыт и пуст. Ограбление?

Ограбления и кражи все еще случались в Париже, даже после того, как он вошел в полицейское государство немцев. Но этот хаос указал на что-то большее, чем простое ограбление. Он говорил о том, что здесь происходила борьба.