Предательница. Как я посадила брата за решетку, чтобы спасти семью - [125]

— А-а, — опять протянула я, не слишком понимая, как одно связано с другим.

Неттеке была из йордаанских. Люди, конечно, поговаривали, что ее отец сидит, но это скорее была простая констатация факта. В Йордаане обитали низшие слои общества, люди были рады, если денег хватало на прокорм семьи. Важно было не как человек зарабатывает, а сколько.

Неттеке стала первой девочкой, которую я осмелилась привести к нам домой. Днем, когда отец на работе, мы забегали полакомиться маминым печеньем. А потом Нетти познакомилась и с остальными членами семьи.

— Твой брат работает? — спросила она как-то на улице, увидев, как мимо проезжает Вим на «Мерседесе».

— Не знаю, — сказала я.

— Не знаешь?

— Нет. — Я действительно этого не знала.

— Мой отец знаком с твоим братом, — заговорщическим голосом сказала Нетти, и я моментально сообразила. Брат ездит на дорогой машине, причем я не в курсе, работает ли он, и при этом знаком с ее отцом.

Нетти хотела сказать, что мой брат тоже занимается темными делами.

* * *

В свое время у отца были другие планы относительно Вима. Он хотел, чтобы его старший сын стал уважаемым членом общества, чему как нельзя больше соответствовала работа полицейского.

Отец записал Вима на собеседование. Накануне вечером он решил проинструктировать сына насчет вежливых манер и достойного поведения. Отец делал это в своей специфической форме, несколько переборщил, и в результате Вим оказался с фингалом под глазом и разбитой губой. Идти в таком виде на собеседование он отказался.

Возможно, жизнь Вима сложилась бы совершенно иначе, оставь его отец в покое в тот вечер. Но чем занимается Вим и как это связано с криминалом, было мне совершенно непонятно. Я видела лишь отдельные фрагменты его жизни.

Вот они с Кором заходят к нам по пути из спортзала и весело усаживаются за обеденный стол, на котором хлеб, закуски и специально купленные для них мамой стейки.

Вот к нам зашла его суринамская подружка-стриптизерша, которая показывает мне свою косметику и нижнее белье в блестках. Вот он захватил меня с собой в квартал красных фонарей, где в итальянском кафе-мороженом мне покупается молочный коктейль со взбитыми сливками, чтобы было не так скучно его дожидаться.

Коричневый брусок, который он показывал мне в детстве, — позже я поняла, что это была анаша, которую курили многие ребята из школы.

В этих эпизодах я не замечала за Вимом ничего плохого. А вот отец, оравший, что от Вима никакого толку, творил мерзости ежевечерне.

* * *

— Какой ужас. Что же теперь будет? И как ты к этому относишься? — спросила Неттеке.

Слово «смерть» не прозвучало, но о чем она, было понятно и так. Ну да, разумеется, как ты относишься к своей вот-вот грядущей смерти? Я делала вид, что все нормально, а сама постоянно озиралась — нет ли вокруг потенциальных киллеров. Вот так к этому и относятся.

— Стараюсь прожить как можно дольше, вот и все.

Этот разговор донельзя очевидно показывал, насколько по-разному мы с ней жили. Она действительно жила, а я не более чем выживала. Но я не считала себя менее счастливой. Просто меня радовали другие, менее значительные вещи.

— Так ты нормально живешь? И как у тебя получается? — спросила Неттеке.

— Я очень люблю по утрам попить кофейку где-нибудь здесь.

Она участливо смотрела на меня. «Неужели это ее представление о хорошей жизни?» — явно думала она.

— А потом я иду куда-нибудь еще по соседству и ем йогурт. А вечером — в японский ресторан, чем чаще, тем лучше. Обожаю японскую еду.

— А кроме еды, ты чем-нибудь еще занимаешься? — Ее голос был исполнен сострадания.

— Да нет, на самом деле только еда делает меня счастливой. Такие маленькие радости жизни, понимаешь.

— А может, тебе просто уехать?

— Да не люблю я заграницу. Мне там даже в отпуске не нравится. Что мне там делать?

Она явно не понимала.

— Тебе ведь и полтинника нет, и тебе уже жить неинтересно?

— На самом деле я очень от всего устала. Я не хочу больше скрываться.

А еще я не хотела продолжать этот разговор. Он меня не радовал. Все равно я толком не могла объяснить, почему мне пришлось примириться с мыслью о гибели. Мне и самой это не до конца понятно. Не знаю, почему так, знаю лишь, что так надо.

— Как твоя мама? — Я перевела разговор на другое.

— Хорошо.

— Прекрасно.

— Ну мне пора. Скоро увидимся, — соврала я.

Прощай, работа (2015)

Я спешила на работу. Мне нужно было успеть в суд к началу допроса свидетеля, назначенному на девять утра. Идя вниз по лестнице, я, как всегда, помнила, что дойти до машины — дело, сопряженное с риском для жизни. Никогда не знаешь, что ожидает тебя в конце этих ступенек. Не удивлюсь, если там меня поджидает киллер. Это от меня никак зависело, так что, невзирая ни на что, я продолжала путь вниз.

Если там киллер, то все, уже ничего не сделаешь. Это уязвимое место, которого трудно избежать. Оказавшись в машине, ты получаешь шанс, хотя и это зависит от того, на какой машине ездить.

Я спешила к машине, которая довольно далеко. Припарковать ее у дверей я не смогла — все было забито. Пришлось оставить ее за углом.

Чем больше расстояние, которое требуется пройти до машины, тем уязвимее я становилась. Особенно сейчас, когда машина вне моей видимости. Если машина перед домом или прямо у дверей, засаду можно заметить. Намного сложнее сделать это, когда она за углом. Я понимала, что киллер может точно определить дорогу, которой я пойду к машине. Его внимание сосредоточено на твоей машине и на твоем доме. Прямая между этими двумя точками — путь, которым ты пойдешь. Необходимость свернуть за угол делает тебя уязвимее — ты не знаешь, что тебя там ждет.