Предания старины глубокой - [41]

Русские офицеры могли кое-как говорить по-лакски, ходили на базар, в магазины, иногда даже на свадьбы, по-лакски здоровались со старшими. Сергей был очень молод и не женат. В доме друга он чувствовал себя свободно, садился на подушку на полу, рядом с Осман-кадием и подолгу беседовал с ним. Когда уходил, Шагун, подметая комнату, обнаруживала возле того места, где он сидел, под краешком паласа, кулечек каких-нибудь особенных конфет, которых не бывало в Лакии. Она чувствовала, что с некоторых пор какая-то неведомая тайная, невидимая волшебная нить тянется от него к ней и наоборот, что они стали понимать друг друга по движениям, взглядам, чувствуют мысли и страдания, даже не видя друг друга. Не придавая этому серьезного значения, девушка, увлекшись этой волшебной игрой, продолжала вести ее, как азартный игрок, которому пора уже остановиться, но не может.

Однажды жена кадия заметила, что дочь украдкой, через окно провожает взглядом, уходящего от них офицера. Она припугнула ее, предупредила, что если еще заметит такое, расскажет братьям, а они убьют ее. Появились стихи Шагун, которые пели кумухские девушки:

Какой же, офицер, у тебя,

Волшебный разговор,

Вкуснее, чем любое

Райское питье.

Какие бесподобные

Глаза у тебя,

Прекраснее всех сокровищ

И фиалок на лугу!

Однажды Осман-кади, возвращаясь из мечети домой, в день пятницы, заметил, что возле их ворот привязан белый конь Сергея. Он очень удивился приходу офицера в это время, когда ни кадия, ни сыновей дома не бывает. Сергей знал, что, собираясь на священную молитву по пятницам, Осман-кади брал с собой и сыновей. Отец подумал, что молодой человек пришел к нему по какой-нибудь причине, срочному делу и поспешил.

Зайдя во двор, Кадий услышал девичий смех. На самой верхней ступеньке лестницы стоял Сергей и что-то лепетал по-лакски. Кади помрачнел и безмолвно стал подниматься по ступенькам. Шагун и ее двоюродная сестра Райганат со своими вышивками быстро убежали в комнаты, а Сергей остался стоять, не имея возможности ни спуститься вниз, ни подняться вверх. Осман-кади, не сказав ни слова, молча и сердито прошел мимо него. Офицер не осмелился ни поздороваться с ним, ни подняться в комнаты без приглашения. Тем более, Осман-кади закрыл за собой дверь, давая понять, что он никого не принимает. Видимо, он предупредил и сыновей, так как они больше не приводили Сергея в дом.

С тех пор люди замечали, как Шагун с крыши своего дома часто смотрели в сторону крепости, а Сергей, приезжая в Кумух, ездил на коне мимо дома Осман-кади, но не заходил к ним.

На устах народа было стихотворение, сочиненное кем-то:

Всадник на белом коне,

Что привязываешь коня у базара,

Кольца ли сломались

На кадиевых воротах?

Когда родители Шагун поняли ситуацию, решили поскорее выдать дочку за родственника, который давно ее сватал. Не откладывая, они совершили обряд обручения, собрав всех родственников со стороны невесты и жениха. На следующее утро на кумухском базаре, у родника, на годекане рассказывали люди друг другу о сватовстве Шагун и о дорогих подарках, поднесенных родственниками парня.

Первая поздравить ее пришла двоюродная сестра Райганат, названная подружкой невесты. В дальних комнатах Райганат нашла очень растроенную Шагун.

– Слава богу, сестра, поздравляю! Хоть теперь заткнут рты уличные сплетницы, которые судачат о тебе и о русском офицере, – сказала Райганат, обняв сестру.

– Ой, молчи, Райганат, не о людях думаю, огонь у меня в душе, и тело горит! – сказала она отрешенно и глубоко, тяжело вздохнув. А потом рассказала, что впервые увидев Сергея, стоящего во дворе с плетью в руках, она была пронзена искрами его глаз, и с тех пор сердце болит, душа пылает огнем, мысли путаются, все перемешалось на свете. “Не вижу отца, не замечаю братьев, – сказала Шагун, – нет страха ни перед чем, даже перед смертью, не знаю, что говорю, что делаю, хочется подняться на Бурхай-кала и звать на помощь!” Райганат стала успокаивать ее, утешать, но Шагун так горько заплакала, что подружка не выдержала и тоже заплакала.

– В доме Осман-кади ждали окончания месяца уразы, чтобы сыграть свадьбу, к которой все было готово.

В день уразы-байрама вместе со своими старшими офицерами пришел и Сергей, чтобы поздравить Осман-кади с праздником. Мать, услышав русский разговор, прогнала Шагун в дальние комнаты. А на следующий день их соседка Муслимат, рано утром возвращаясь с мельницы, заметила Шагун, идущую к речке по окольной тропинке. Женщина подумала, что Шагун идет на мельницу или за скотом, но вспомнила, что у кадия для этих работ есть служанки, и Шагун не выходит из дому, кроме как в мечеть. Она пошла и постучалась в ворота кадия. Вышла мать Шагун. Быстро поздоровавшись, Муслимат рассказала, что видела девушку, похожую на Шагун, идущую к ущелью. Мать побежала наверх, но в комнате дочери не было. Она разбудила сыновей, думая, что Шагун пошла на речку топиться. Тот же час, даже не оседлав коней, братья поскакали в ущелье. Там нигде сестры не оказалось, тогда они бросились в погоню за ней к крепости. Здесь все еще спали, и офицеры ничего не подозревали. А Шагун, заметив погоню, спряталась во дворе крепости. Но сторож, не знающий в чем дело, показал братьям, где она спряталась. Известие о позорном поступке Шагун в тот же день облетело все село. Говорили о побеге красавицы к русскому офицеру и у родника, и на улицах, по углам, в домах – везде, лился позор на головы братьев и отца Шагун.