Предания и мифы средневековой Ирландии - [12]

Как правило, в ирландских текстах в большем или меньшем объеме присутствует так называемая реторика[26]. Выделяясь темным и усложненным языком, эти отрывки по большей части не несут следов переделок писца, исключая лишь те, которые вытекали из его непонимания смысла текста. Нужно заметить, что обо всем этом трудно получить представление из перевода, не носящего буквального характера, ибо как раз реторики в изданиях нашего типа по большей части опускаются, а строгая передача стилистических особенностей текста привела бы к совершенно неприемлемым для русского читателя результатам.

Между различными по стилистике фрагментами текстов и устной традицией существовали разные по степени преемственности отношения. Они отражают прежде всего разные подходы к наследию филидов со стороны тех, кто составлял и переписывал рукописи. Поэтические фрагменты, которые, по-видимому, и в устном исполнении мало варьировались, фиксировались в полном и неизменном виде, однако к прозе подход был совершенно иной. Случалось, что для экономии места или по иным соображениям писец стремился в минимальном объеме запечатлеть основной ход событий и передать содержание диалогов. В этом случае мы получаем от него в наследство первый тип прозы. Иногда же писец ставил себе целью вольную, творческую передачу описательных фрагментов, сжимая или растягивая их по своему усмотрению и добиваясь ясного, прозрачного, собственно литературного стиля. И в том и в другом случае записанные варианты саг не передавали в сколько-нибудь целостном виде особенностей устного исполнения, если, повторяем, исключить отдельные фрагменты, воспроизводившиеся в неизменном виде. Нельзя сомневаться также и в том, что десакрализация множества текстов, по всей видимости, размыла их языковую природу, позволив выразить содержание более обыденным языком, чем тот, что бытовал у обученных "профессионалов" — филидов.

Итак, позицию письменного слова по отношению к устному в раннехристианской Ирландии можно определить как исключительно активную. Активность эта определяется, естественно, не только вкусом составителей рукописей или наличием возможности для записи, но и обусловлена всей новой культурно-исторической ситуацией христианской эпохи. Достаточно легко представить себе прямое умолчание составителей рукописей обо всем том, что входило в слишком явное противоречие с победившей верой. Гораздо труднее, и вопрос этот практически не разработан, уловить те изменения, которым подвергалось языческое наследие как в письменном, так, подчеркнем, и в устном вариантах в связи с глубокой переориентацией традиции, вызванной гибелью космологических представлений друидов и победой христианского раннеисторического мышления. Мы уже говорили, что все указывает на вторичную роль филидов по отношению к друидам в дохристианское время. Место филида, по существу, промежуточное — владение сакральными приемами поэтического искусства позволяло ему как бы расщеплять реальность прошлого и настоящего, возводя ее к более высокому единству, космическому порядку, хранителями знания о котором были уже друиды. Знания филида могли существовать с ориентацией на более высокие уровни смысла, и именно поэтому компромисс и подстраивание их деятельности к доктрине и практике церкви оказались неизбежны. Любопытное подтверждение этому мы получаем в более позднее время. Многих исследователей занимала проблема исчезновения сословия филидов, практически совпавшего с началом завоевания острова рыцарями-норманнами. Но ведь у истории есть логика: как в свое время со сцены исчезли друиды и на первое место вышло сословие филидов, так сейчас филиды были вынуждены уступить свое место приобретшей влияние корпорации бардов, придворных певцов, основной социальной функцией которых было прославление благородства и подвигов королей и вождей. Причины таких перемен слишком сложны, чтобы их можно было обрисовать в нескольких словах, но мы все же рискнем сказать, что не последнюю роль сыграло здесь ослабление типично ирландского монастырского уклада, вне которого филиды не могли иметь социального и идеологического оправдания. Их независимость от власти аристократии ничем уже не подкреплялась, и на смену филидам должно было прийти совершенно иначе ориентированное сословие поэтов. Фигура барда была мыслима при личности, филида же — только при корпорации, друидической или монастырской.

Но возвратимся к проблеме письменной традиции. Ранние варианты текстов должны были быть сочетанием весьма архаических фрагментов с не менее отчетливо заметными новациями и в целом представлять собой достаточно несбалансированное целое. Это, естественно, не универсальное правило, и у нас есть примеры, когда саги представляют собой исключительно стройное и оформленное повествование. Такова, например, маленькая история "Недуг уладов". Однако в таких случаях очевидна удаленность от устной традиции, и сам сплав древней мифологической основы с новыми чисто повествовательными задачами является скорее итогом индивидуальных усилий составителя.

Устное бытование саг и судьба их письменных вариантов в некоторой степени переживали сходную эволюцию. Вопрос этот настолько сложен и индивидуален, что общие положения не должны толковаться однозначно. Мы не обладаем достаточно сведениями о ранней эпохе, чтобы могли учитываться конкретная традиция того или иного монастыря, школы писцов, а также время зарождения и распространения сюжетов, которые, несомненно, влияли на судьбу рукописей. Степень и тип фольклоризации памятников были, несомненно, разными в разное время, меняясь соответственно уровню носителей устной традиции, у которых все отчетливее проступали навыки народного сказителя, а не поэта, умудренного многими годами обучения в филидических школах.