Пречистенка. Прогулки по старой Москве - [7]

Два года непрерывного счастья. Молодой ученый ходит по улочкам древних городов, музеям, скульптурным галереям и никак не может насмотреться на античные шедевры. Европейская классика пленяет его, завораживает, не дает думать ни о чем более.

«Пойдешь из дому на древний Форум, но вместо него попадешь к Пантеону и останешься здесь, пока не налюбуешься вдоволь этим колоссальным зданием… После, забыв о Форуме, мало-помалу забредешь на окраину города, куда-нибудь к Иоанну Латеранскому, или в улицы за Тибром к св. Петру, или за Porta S. Sebastiano к памятнику Цецилии Метеллы и остаткам других древних гробниц, если только не задержат вас колоссальные руины терм Каракаллы, или не заплутаетесь где-нибудь на пустынном Авентине».

И у Ивана Владимировича появляется замысел — открыть нечто подобное в России. Ну, например, в Москве.

Цветаев тогда уже знал, что еще в двадцатые годы девятнадцатого века в знаменитом салоне Зинаиды Волконской возникла идея — организовать при Московском университете так называемый «Эстетический музей». Да только на затею денег не хватило. К тому же декабрьские события 1825 года сильно подорвали общественную жизнь страны.

Но почему бы не вернуться к этому проекту?

Однако же это дело далекого будущего. Цветаев делает научную карьеру: защищает докторскую диссертацию и получает приглашение в Московский университет преподавать латынь.

Федор Корш, филолог и преподаватель университета, пишет Ивану Владимировичу:

«Вы были бы тем более желательным сподвижником, что вы знаете хорошо именно ту отрасль латинской филологии, в которой мы… слабоваты — историю латинского языка. Вы явились бы к нам во всеоружии современной науки».

Цветаев принимает приглашение. Тем более университет в качестве бонуса предложил молодому профессору самое желанное — многочисленные научные командировки в страны Западной Европы.

* * *

Но потихоньку господин Цветаев подступается к созданию музея. Ходит по меценатам, выпрашивает пожертвования. Те, кстати, отнюдь не стремятся отдать свои деньги. Иван Владимирович сетует: «Отказал Лев Готье, очень богатый торговец в Москве железом… Отказал Василий Алексеевич Хлудов, человек огромного состояния и питомец Московского университета. Отказали Савва и Сергей Тимофеевичи Морозовы. Отказали Морозовы-Викуловичи… Отказала Варвара Алексеевна Морозова, пославши к своим детям. Отказали ее богатые сыновья Арсений и Иван Абрамовичи… Одни отказываются по грубости вкуса, другие по скупости, третьи, имея иные области благотворения».

Тем не менее Цветаев не сдается. Он продолжает просиживать время в приемных, кабинетах и гостиных московских «денежных мешков», отнюдь не украшая, к слову, эти гостиные. Философ Василий Васильевич Розанов так описывал цветаевскую внешность: «Малоречистый, с тягучим медленным словом, к тому же не всегда внятным, сильно сутуловатый, неповоротливый, Иван Владимирович Цветаев, или — как звали его студенты — Johannes Zwetajeff, казалось, олицетворял собою русскую пассивность: русскую медленность, русскую неподвижность. Он вечно „тащился“ и никогда не „шел“. „Этот мешок можно унести или перевезти, но он сам никуда не пойдет и никуда не уедет“. Так думалось, глядя на его одутловатое, с небольшой русой бородкой лицо, на всю фигуру его „мешочком“ и всю эту беспримерную тусклость, серость и неясность».

Не было в нем, что называется, харизмы. Приходилось убеждать словами, логикой, а брать упорством.

Иван Владимирович то и дело записывал: «Сегодня был у Толстопятова и говорил, нельзя ли расположить Е. А. Баранову с детьми принять участие в деле сооружения Музея встройкою залы их имени. Он обещал позондировать почву и высказал надежду на успех. Ныне же был у И. А. Колесникова, директора Никольской мануфактуры М. Ф. Морозовой с сыновьями. Шел разговор о средствах расположить в пользу дела М. Ф. Морозову. Тем временем вошел ее старший сын Савва Морозов, которого также втянули в эту беседу и стали просить принять на себя ходатайство перед матерью о сооружении в Музее зала имени Морозовых. Сын охотно согласился повести эти переговоры, но не поручился за их успех. При этой беседе присутствовал также и А. А. Назаров, директор правления Товарищества, уже ранее заявивший свои симпатии нашему Музею принесением в дар ему бронзовых копий бюстов и статуэток Неаполитанского музея».

Ох и тяжело же с этими дарителями-меценатами! За копейку удавятся. Иван Владимирович и так с ними, и этак — а толстосумы ни в какую. Зато щедрые обеды, ужины — пожалуйста.

Но Цветаев не сдавался. Скромный и сдержанный кабинетный ученый постепенно становится психологом, специалистом по добыче денег. Он с азартом обучается новому делу и… делает успехи. Прежде чем нанести визит, все разузнает о семье, о состоянии дел, о склонностях своей очередной жертвы. Явится, например, к какой-нибудь купеческой вдове в Замоскворечье и ведет за чашкой чая свой хитрый разговор. Дескать, подумайте, кому вы деньги оставляете по завещанию? Племяннику? Да он же промотает все. «Ой, промотает, ой, промотает, подлец», — принимается купчиха за свою излюбленную тему. «А какими трудами, лишениями и ночами бессонными нажил ваш муж состояние», — дожимает купчиху Цветаев. И покидает гостиную с чеком на круглую сумму.