Пражский студент - [2]

Божена, полногрудая кельнерша, громко взвизгивала, стоя между чернокудрым Заврелом и долговязым светловолосым фон Далем; они дергали завязки ее фартука и щупали ее бюст. Она не замечала горящих глаз молоденького фуксика, который уставился на нее из темной оконной ниши, изнывая от вожделения, в то время как товарищи облачали его в фехтовальные доспехи.

— За здравие! Брудершафт! За доверие! — звучало со всех сторон.

Звенели кружки и бокалы. Дым клубился из трубок облаками над головами студентов и плыл сквозь открытые окна к весеннему небу. «Edite, bibite, Collegiales...» Гигант Кребс, противник которого еще не явился, расхаживал по залу, громыхая тяжелыми кавалерийскими сапогами. Его лицо удивительно походило на морду бульдога.

— Балдуин! Да где же Балдуин? — пробивалось сквозь хаос и гам.

— А, Балдуин, верно, сидит в саду и хандрит! — прозвенел юный голосок с дальнего конца стола.

— А может он подцепил французскую болезнь? — с лукавым видом и тонкой усмешкой предположил один из «желтых шапочек». — Недаром он пропадал где-то целый семестр!

Но длинный фон Даль резко оборвал остряков:

— Дурацкие шутки! Такой-то здоровяк! Да в нем любая болезнь сама издохнет!

— Тише! Начинают! Руперт против Навратила!

Юный фуксик с пухом на щеках, который, вооружившись, вышел на дорожку, с сожалением отметил, что кельнерша Божена удалилась из зала и не увидит поединка.

— К бою! Салют клинком! Скрестили! Готовы? Давай!

Дзирр-бэнн! Пружинистые рапиры зазвенели и засверкали на солнце. Болельщики окружили дуэлянтов плотным кольцом, следя за поединком — кто с напряженным волнением, кто — холодно-испытующе, со знанием дела оценивая движения бойцов. В стороне стоял боковой судья с карандашом и листком бумаги, фиксируя выпады и касания.

Клирр-банг, дззинь! Но большинство студентов остались за столиками, не проявляя особенного интереса к схватке фуксов. Кельнерша Божена, вернувшись с подносом, уставленным пивными кружками, обносила пьющих и тоже не глядела на фехтующую пару: ей были не в новинку такие бои.

Дзиннь! — Секундант взмахом эспадрона разъединил бойцов.

— Задет! — крикнул боковой судья, подняв руку. Раненый студент присел на скамью, ему перетянули жилу на виске и в два-три стежка зашили царапину на щеке. Пострадавший демонстративно спокойно раскуривал трубку, хотя лицо его стало бледным как беленая стена зала.

Один из студентов в рубашке с распахнутым воротом сидел в это время на подоконнике, хмуро курил и смотрел в сад. Его бекеша лежала на стуле, а рядом, карауля хозяйскую одежду, уселся черный пудель.

На дорожку вышла следующая пара бойцов. Старший медик еще возился с раненым, а победитель, улыбаясь, мыл руки в каменной лохани. Но юноша на подоконнике даже не оглянулся. Его взор блуждал в пустоте. Глаза у него были неопределенного цвета, они казались то голубыми, то серыми, то зеленоватыми. Густые, нависшие брови порой придавали этим глазам мрачное, даже неприятное выражение. Узкое загорелое лицо выдавало страстную натуру, может быть, несколько избалованного парня, который вырос в доме почтенных родителей, а теперь бродил по свету, не зная ни принуждения, ни опеки. Его длинные каштановые волосы свободно спадали на лоб; иногда он резким, надменным движением головы отбрасывал назад прядь, опустившуюся на глаза.

Другой боковой судья занял свое место, дал сигнал к схватке очередной пары. Прозвучали команды. Поединок начался. Выпады, контрвыпады и тихие реплики зрителей за столиками...

— Да вот же Балдуин! — воскликнул вдруг молодой Заврел, вскочив и указывая на студента, сидящего на подоконнике. — Он давно здесь!

Балдуин слез с подоконника и кивком приветствовал приятеля.

Белые зубы блеснули в быстрой улыбке как нитка жемчуга.

* * *

Поединок продолжался уже достаточно долго. Оба противника были неопытными новичками и еще не очень уверенно орудовали рапирами.

— Терция, низкая кварта, выпад! — шипел секундант своему подопечному. — Как я тебя учил?!

— Ты только послушай, как Руперт его школит! — смеялся фон Даль.

По две царапины у каждого, ничего опасного... Атака, отход, атака, — пара закончила бой вничью. Когда дуэлянты снимали доспехи, хор запел:

Если б фуксик чуть умел сражаться –

Он из кварты точно бы колол,

Ну, а та-ак он тычет вхолостую –

Клик-клак, клик, клик, клак-клак!

В окне, на котором только что сидел Балдуин, мелькнуло смуглое личико, и спустя мгновение в зал впорхнула девушка. Смоляные локоны обрамляли низкий лоб, на алых как кровь губах играла улыбка — утеха в похождениях и скитаниях.

— А, Лидушка! — крикнул Руперт. — Привет, цыганочка!

Девушка протиснулась в толпу с большой корзиной полевых цветов. Студенты, добродушно смеясь, раскупали у нее простенькие цветочки, шутили, пили за ее здоровье и угощали ее. Видно было, что девушку здесь хорошо знают и любят.

— Спляши-ка, колдунья, спляши! — от группы «вандалов» отделился могучий Кребс, обхватил ее за бедра и поставил на стол, а сам тут же снял со стены лютню и ударил по струнам. И цыганка действительно начала плясать меж пивных луж; студенты отбивали такт ладонями по столу, хлопали, стучали рапирами по кружкам...