Праздник Святого Йоргена - [9]
— Смотрите, проповедник идет, — шепнула Роза. — Он как раз вовремя.
— Это исторический миг, — сказала Тимофилла и рассмеялась.
Ночные сторожа, разумеется, не стали связываться со знатными шалопаями и презрительно ухмылялись, глядя на эту сцену. А развеселые молодые люди успокоились лишь после того, как пропели все двадцать пять куплетов псалма и отпустили положенное число острот насчет Йоргена и его будущей невесты (выбор у Йоргена был невелик: дочь казначея, хромая сорокавосьмилетняя Аврелия, и дочь хранителя плаща, пятидесятитрехлетняя Лобелия, у которой осталось только два зуба). Олеандра и Роза легли спать, а остальные кавалеры и девицы отправились по домам, в свои роскошные дворцы.
Олеандра
Слухи об этой чудовищной ночной оргии повергли всех истинно верующих в ужас. «Дочь самого гроссмейстера! — шептали на улицах и площадях. — Да еще накануне святого праздника! Дочь самого гроссмейстера! Видно, недолго нам осталось ждать: скоро вернется Йорген!»
Но хуже всего то, что возмутился весь деловой мир. Еще бы! От подобных скандалов могла пострадать репутация города и всего праздника. Нужно было срочно принять какие-то меры. И тогда горожане направили к гроссмейстеру депутацию, которая изложила ему все обстоятельства дела.
Дрожа от гнева, он вошел в комнату дочери. Гордая Олеандра лежала на диване и полировала ногти.
— Олеандра, дочь моя! Ты вольнодумствуешь?
— Что такое, папа? — спросила Олеандра, поднимая на него глаза.
— Встань, когда я с тобой разговариваю! Ты называла паломников идиотами?
— Господи, разве это не так?
Гроссмейстер не стал возражать.
— Ты называла святого Йоргена, покровителя нашего города, чучелом?
— Да, и не раз!
— Ты называла плащ святого Йоргена старым халатом?
— Называла!
— А святое евангелие от Йоргена чепухой с начала и до конца?
— Ну конечно, папочка! Да ты сам посуди: разве может простой жилет ни с того ни с сего превратиться в дорогой плащ? И как вы можете болтать подобную ерунду?
— Речь идет не о простом жилете, а о жилете святого Йоргена, который чудесным образом, с божьего соизволения, превратился в плащ — не сегодня или вчера, а триста лет назад.
— По-моему, это не меняет дела, — возразила молодая особа. — Жилет есть жилет, и купили его у обычного портного здесь же в городе. На нем шесть костяных пуговиц, верно?
— Возможно, — согласился гроссмейстер, опасаясь какого-нибудь подвоха. Он не привык философствовать на подобные темы и не знал, куда клонит его дочь.
— Итак, жилет превратился в шелковый плащ с семнадцатью серебряными пуговицами? — продолжала Олеандра.
— Превратился.
— Прекрасно, папа. И я даже могу, пожалуй, согласиться, что сукно превратилось в шелк, а костяные пуговицы вдруг изменили цвет и стали серебряными. Допустим и это.
— Тогда в чем же ты нас обвиняешь? — спросил гроссмейстер, сердито глядя на дочь.
— Ни в чем. Просто я не могу понять, как могли шесть костяных пуговиц превратиться в семнадцать серебряных? Каким образом шесть превратилось в семнадцать? Ерунда!
Гроссмейстер почувствовал, что его кладут на обе лопатки, и быстро настроил себя на более торжественный лад.
— Хвала господу, что твоя благочестивая мать, царствие ей небесное, не слышит таких речей! — пробормотал он, молитвенно складывая руки.
Но Олеандра не сдавалась. Ее глаза сверкали, грудь высоко вздымалась от волнения.
— Вот объясни мне: у жилетки нет вешалки. Ведь нет? — спросила она.
— Нет, — согласился гроссмейстер, немного подумав. Он боялся новой ловушки.
— Так, — продолжала Олеандра свою мысль. — В евангелии от Йоргена, глава восьмая, стих одиннадцатый, ясно сказано: «И взяли они его истрепанный жилет и повесили его за пройму на позорный столб на поругание». Все ясно?
— Что ж тут неясного?
— А вот в главе девятой, стихи двадцать третий и двадцать четвертый, говорится буквально следующее: «И нашли они и т. д. и т. п... роскошный вышитый плащ, повешенный на столбе за вешалку». Так объясни же мне! Жилет превратился в плащ. Жилет повесили за пройму, плащ — за вешалку. Значит, одна пройма превратилась в вешалку. Может, ее пришили сбоку? А куда девалась другая пройма?
Гроссмейстер безмолвствовал, взирая на дочь.
Как самый хороший ключ подходит лишь к своему замку, так и самый светлый ум понимает лишь свое поколение.
Гроссмейстер был не менее умен, чем Олеандра, однако он принадлежал к старшему поколению, которое не привыкло задумываться над такими мелочами, как плащи и вешалки. И что ей дался этот Йорген? Куда она клонит? Что за ребячество, даже слушать тошно!
— Вот, значит, какие вопросы вы обсуждаете у секретаря? Красиво, нечего сказать!
— Что ж, — возразила Олеандра, — секретарь умница и светлая голова. Но ты еще не ответил на мой вопрос.
Гроссмейстер слегка поморщился:
— Я не намерен объяснять тебе чудеса!
— Еще бы! — гордо заявила Олеандра. — В нашем роду, слава богу, не было идиотов. Но почему же в таком случае ты запрещаешь мне мыслить? Разве не сказано в евангелии от Йоргена, глава третья, стих двадцать девятый: «Подумаете о сем»? И как вам не стыдно проповедовать всю эту чушь о человеке, который умер триста лет назад, да еще убеждать людей в том, что он вернется!
