Праздник подсолнухов - [86]

Все-таки он не сдержался и начал выкрикивать ругательства, но я без зазрения совести нажал отбой.

Мы с ветерком пронеслись по Каварамати-дори, пересекли мост Аоибаси. Вот уже и Камогава скрылась из виду. Там, на другом берегу, сейчас, наверное, потихоньку собираются влюбленные со всего Киото, совсем как в тот давний вечер.

На вокзал я прибыл в полвосьмого с небольшим. Подхватив продырявленный пиджак и наспех купив какую-то снедь в киоске, я бросился бежать по перрону. Ближайший поезд отправлялся в семь сорок одну, следующий будет только в восемь четырнадцать. В Токио он прибудет как раз к одиннадцати. Похоже, в вопросах железнодорожного расписания на Хараду нельзя положиться полностью. Едва я успел запрыгнуть в вагон, как двери захлопнулись прямо у меня за спиной.

Подождав, пока восстановится дыхание, я двинулся к пятнадцатому вагону. В вагонах с фиксированными местами почти не было свободных мест. Мурабаяси я нашел в тамбуре между четырнадцатым и пятнадцатым вагонами, взгляд его метал молнии. Завидев меня, он прошипел:

— Ошибочка вышла. В этом вагоне места занимают согласно билетам.

— В субботу, так или иначе, не будет свободных мест.

— Точно, — кивнул он, — даже фиксированные места почти все заняты. Пойдем поищем места в первом классе. Разницу я беру на себя.

— Не стоит, я специально выбрал этот вагон. Предлагаю постоять здесь до Токио. Или вам в вашем возрасте это тяжеловато?

На лице Мурабаяси отразилось изумление.

— Постой-ка, ты боишься посторонних ушей?

Я кивнул, разворачивая купленный в киоске сверток.

— Что это?

— Говорю же, не успел пообедать.

— И что у тебя здесь?

— Киотоский деликатес. Яцухаси[63] с клубникой. Будете?

— Не надо, — сухо ответил Мурабаяси, брезгливо глядя на то, как я поглощаю клубничный десерт.

— Так ты расскажешь мне свою историю?

— История слишком длинная, так что излагать буду в сокращении.

Я начал свое повествование с момента нашей встречи с Харадой на Токийском вокзале.

— Так этого парня зовут Харада? — после первой же фразы перебил меня Мурабаяси.

Похоже, ему известно куда меньше моего, однако эту мысль я решил оставить при себе. Когда я дошел до описания истории с плагиатом, он побагровел от возмущения:

— Что?! Значит, меня обчистили по его указке?!

— Да. Кстати, ваш дизайн оказался совершенно бесполезен, он не представляет никакой ценности. Это слова Харады, а не мои.

Мурабаяси набрал было воздух в легкие, чтобы заорать погромче, но взял себя в руки.

— Продолжай, — выдавил он.

И я продолжил. Я все говорил и говорил, сделав паузу лишь на несколько секунд, пока контролер проверял наши билеты. Даже в сокращенном варианте изложение получилось чудовищно длинным. Поначалу Мурабаяси прерывал меня какими-то вопросами, но в конце концов замолчал и лишь безмолвно внимал. Подумать только, он молча меня слушал! За время моего рассказа на его лице успела отразиться целая гамма чувств — от изумления до сомнения, но и сомнение наконец исчезло. Несколько раз на его лоб набегала тень, но я не взялся бы угадать, о чем он думал в тот момент. Я мог рассказывать бесконечно, однако пора было ставить точку, и я завершил свое повествование описанием отъезда грузовика с Тасиро. Об Эйко я умолчал.

— Да уж… — вздохнул Мурабаяси, задумчиво скрестив на груди руки, — потрясающая история.

— Это точно, — ответил я.

— Значит, сейчас картина Ван Гога направляется в Токио в сопровождении Тасиро и Сонэ?

— Скорее всего, — кивнул я.

— И что ты думаешь предпринять?

— Мне хотелось бы отойти от этого дела.

На его лице отразилось недоверие.

— То есть как? Махнешь рукой на Ван Гога? Закроешь глаза на несколько миллиардов, и это при том, что ты и твой шурин имеете на картину все права?

Я кивнул:

— Тасиро на грани разорения. Даже если «Подсолнухи» спасут его от банкротства, ему наверняка вломят по полной за аферу с фальшивыми карточками. Доказать, что он присвоил картину, практически невозможно. Полиция не в курсе этой истории. Заведут уголовное дело, начнут допрашивать свидетелей. Даже если завещание Ришле признают действительным, дело получит статус международного. Расследование затянется на многие годы. А что, если ее адвокат вообще станет отрицать факт завещания? То же самое и с гражданским делом. Потом обо всей этой истории пронюхает пресса, и вот газетчики по всему миру уже строчат экстренные выпуски. Внимание всей планеты приковано к развитию событий. Нет, мне никак нельзя оказаться в центре этой истории.

— Что ж, удивительное бескорыстие.

— Как в игре. Каждая новая ставка — это всегда дополнительный шанс.

— Что ты называешь шансом применительно к этой ситуации?

Мне вспомнился разговор с Харадой.

— Перехватить Ван Гога раньше, чем его поместят на склад «Тамаи файненс». Ничего другого не остается.

— Насколько я понял из твоего рассказа, у Харады имеются соображения на этот счет.

— Не удивлюсь, если он справится в одиночку. Этот парень творит что-то невообразимое.

— Да уж, фантастика — я о той сцене: хороший парень одной левой разбрасывает банду злодеев. И все же то, что задумал он, осуществить будет непросто. Насколько я понял со слов председателя комитета по борьбе с преступностью, «Якумо-кай» отличает крайняя воинственность. К тому же у них численное превосходство.