Праздник отцов - [17]
Имена, титулы, протянутые руки. «Декан нашего филологического факультета. Это он предоставил нам аудиторию, и сейчас мы в его кабинете». Брюшко — это был господин Гроссер. Красная лента — советник по культуре. Выпирающие ключицы христианской мученицы — его супруга. Я испытывал растерянность и ликование одновременно; мне казалось, что я контролирую ситуацию. Эти темные глаза? Рука как бы растаяла в моей руке, сделала невозможным пожатие. Я склонился над тонкими пальцами с выпуклыми ногтями, приблизился к ним губами, потом выпрямился. «Госпожа Сильвен Лапейра, — услышал я, — у которой вы сегодня будете ужинать». Этот поцелуй что за абсурд! Темные глаза пристально смотрели на меня, внимательные, веселые. Веселые? «Николь, — сказал я, — Николь Эннер…»
Председательница пришла в восторг. «А я тоже подумала… Вы, значит, знакомы? Ну и скрытная же вы, моя милая Николь, ничего мне не сказали о своей дружбе с нашим лектором!»
Я так и ожидал, что госпожа Гроссер произнесет именно эти слова: «скрытная», «наш лектор». Николь Эннер стояла неподвижно, вытянув руки вдоль тела, и выжидала, когда иссякнет это небольшое извержение восклицаний. Взгляд ее был по-прежнему устремлен на меня. Как раз такой я ее и запомнил: не обращающей внимания на присутствующих, на соседей, на то, что ее поведение может кого-то шокировать. Она показалась мне молодой. Молодой? Около сорока, во всяком случае. В этом платье, явно от очень хорошего портного, она смотрелась настоящей дамой, казалась выше ростом. Почти худой. «О, лет двадцать, наверное. Нет, поменьше?..» «Профессор Эрбст хотел вас спросить…» «Держу пари, что вы никогда не пробовали вот этого белого вина. Мой муж так гордится им!»
— А может, лучше виски?
Николь Эннер показала мне рукой на бутылки, расставленные прямо посреди папок на письменном столе декана.
— Ах, если бы вы знали его вкусы…
Жена советника по культуре налила в стакан виски и протянула его мне. «Значит, вы потеряли друг друга из виду?» — сказала она.
— Семнадцать лет назад, — ответила Николь на вопрос, обращенный не к ней.
Она все еще стояла неподвижно, все так же с опущенными вдоль тела руками. Кто из нас двоих первый обратится к другому? Заговорить первым означало построить настоящую фразу с глаголом, то есть употребить либо «ты», либо «вы» — от этого будет зависеть все остальное. Я обращаюсь на ты чуть ли не ко всем, но вот сегодня, в Б., к Николь?
— Мой муж просит тебя извинить его. Он не смог прийти. Он опоздает. В любом случае ты увидишь его очень скоро, у нас дома. Он сегодня ездил в Шафхаузен.
Пять коротких словно отрезанных ножом фраз, и неподражаемый, элегантный голос. Ей всегда был присущ гений молчания. Говорила она нехотя. Я даже дал ей прозвище «мисс Немая», в котором был также и элемент словесной игры, основанный на похожести этого слова на название ее улицы. «Я не молчаливая, — сказала она мне однажды, — я яростная. Я молчу, чтобы не кричать». Она сдержала слово: мы с ней никогда не кричали друг на друга, но в один прекрасный день возникла стена молчания. Стена молчания отгородила от меня госпожу Сильвен Лапейра.
— Мы не хотим держать вас здесь в плену. Наши друзья…
Удовлетворенная бабушка открыла дверь кабинета, увлекая меня за собой к гостям. Я не смог сдержаться и стал искать глазами Николь Эннер. Не пытаясь скрыть этого. Я снова подпал под власть своей стародавней вульгарной привычки, — не знаю уж, как этот порыв правильнее назвать: вульгарной привычкой или, может быть, бестактностью — оказавшись на ужине, на приеме, вроде того, где я был сейчас, или в путешествии, высмотреть в первое же мгновение какую-нибудь женщину и наброситься на нее с выражением симпатии и полупритворного, полуискреннего, но в любом случае непреодолимого вожделения. Я с благодарностью узнал и само ощущение, и сопровождающий его аромат былых времен.
Жена советника по культуре цепко держала меня за локоть. Она указывала мне дорогу между улыбками и рукопожатиями. «Вы опять встретитесь с госпожой Лапейра после дискуссии», — прошептала она. Я ничего не ответил. Я уже давным-давно научился смирению перед лицом третирующих меня свидетелей моих приступов горячки. Госпожа Ключицы принадлежала к лисьей породе; таких, как она, лучше не раздражать. Осмелев от моей пассивности, она прижала меня к буфету и с очень близкого расстояния доверительно спросила: «Как у вас сегодня будет, занятно или нудно?» Взрыв смеха. «Вы знаете, мой муж принадлежит к числу ваших страстных поклонников. Он наверняка будет задавать вам вопросы. Он был просто вне себя из-за того, что не сможет присутствовать на ужине. Хотя этот красавчик Лапейра… Да что там? Впрочем, вы сами увидите. Что касается нас, то это не наша чашка чаю».
