Правый руль - [52]

На интернет-форумах начались яростные баталии о том, нужно ли ездить «днём с огнём». Западные регионы не поняли приморцев, считая их то ли сумасшедшими, то ли камикадзе. Правы мы в данном случае или нет, оправдана ли эта новая норма ПДД — неважно. Интересно другое: мы смогли сохранить свой, не навязанный извне взгляд на вещи. Возможно, нас научил этому именно правый руль. Он доказал, что так называемые общепринятые (или принадлежащие господствующей в данный момент социальной группе) суждения далеко не всегда оказываются верными. Научил не поддаваться коллективным заблуждениям. Здравый смысл говорил нам, что автомобиль с правым рулём ничем не опаснее леворульного. Мы убедились в этом на собственном опыте, пересев с леворульных машин на праворульные, сделав свободный выбор. Теперь этот же здравый смысл говорил нам, что включение фар при хорошей видимости излишне.

У правого руля оказалось сильное деманипулятивное действие. Есть известный психологический тест. Если девять человек намеренно называют горькое сладким, десятый человек, попадая под влияние общественного мнения, тоже говорит «сладкое». Самое интересное здесь — то, что ему действительно начинает так казаться. Критики правого руля, те, кто «не рулил, но осуждает», действуют по такой же зомбической схеме. Они послушно усвоили кем-то высказанное и сделавшееся «общепринятым» суждение. Такой народ удобен власти. Она не любит правый руль, как не любит всё альтернативное, выходящее за флажки или буйки, выламывающееся из единственно правильной концепции. Альтернатива крамольна и подлежит выкорчёвыванию. Сегодня они решили, что правый руль безопасен, а что придёт им в голову завтра? А вдруг они решат, что суверенная демократия не является лучшей формой государственного устройства, а президент Путин (Медведев) — идеальным лидером?

Правый руль оказался подобен вызывающим причёскам и нарядам советских стиляг середины ХХ века. Символом ментальной независимости, нонконформизма, противостояния Системе. Он несёт в себе опасную искру инакомыслия. Пока силовики со всей страны прилежно летали в горячие точки Северного Кавказа, у нас было тише. Не было слышно ежедневных взрывов и обстрелов, не нужно было врубать «Пелену» и проводить по утрам инженерную разведку. Но, прислушавшись, можно было уловить, как похрустывает на стыках кое-как сцементированный Евразийский континент.

«Говорит Москва». Сегодня и ежедневно говорит Москва. На безумно огромном Дальнем Востоке живут жалкие четыре с половиной процента от российского населения. Мы находимся в опасной близости к черте статистической погрешности.

Такими числами можно пренебречь, когда на карту поставлены интересы большинства. Если бы я был большим кремлёвским руководителем, возможно, я бы рассуждал именно так. Не бывает так, чтобы довольными остались все. Чьими-то интересами всегда приходится поступаться. Лучше поступаться интересами меньшинств.

Но я живу не в Кремле, а во Владивостоке на Второй Речке и поэтому рассуждаю по-другому. Я — представитель провинциального большинства и одновременно периферийного дальневосточного меньшинства. Я хочу здесь жить. Наше дело правое. Но мы всё равно проиграем.

Глава седьмая Другая жизнь

Всё соотносится со всем.

Александр Карташов, стихийный философ-даосист, Владивосток, 2008

1

Дорога была мокрой, а я спешил, как всегда. Пустой путепровод на Второй речке, 80 на спидометре «Эскудика». Тогда я ещё не пристёгивался. Всё случилось в секунды. Я увидел, как стремительно приближается корма немаленького грузовика, стоящего на правой полосе и мигающего аварийными огнями (знака аварийной остановки выставлено не было). Рефлекторно жму на тормоз, одновременно бросаю взгляд в левое зеркало — можно ли прыгнуть в левый ряд. Нельзя: слева и чуть сзади — «Камрюха», уже идущая на обгон.

В кузове «бегемот», машинально отметил я, года примерно 1991 или 1993… На мокрой дороге колёса моментально заблокировались. Машина летела по прямой, не снижая скорости. Скользила на замерших колёсах по воде, как доска сёрфера. Я знал, что это называется «аквапланирование», и понимал, что остановить её уже не смогу. Хорошо, машину хоть не крутило. Понимал и то, что влево уходить нельзя. Но зрелище вырастающей кормы грузовика было невыносимо. В последний момент, отпустив тормоз, я крутанул руль влево. Это не было рациональным решением. Перепрыгнул на левую полосу, напрягся в ожидании удара — сбоку? Сзади? Удара не было. «Камрюха» почти одновременно со мной, видя мою беспомощность, прыгнула ещё левее — на «встречку». Наше счастье, что в эту секунду участок встречной полосы был пуст. Опередив меня, «Камри» вернулась на свою полосу, оказавшись впереди меня. Я понял: пронесло.

В следующий момент из правого окна «Камри» показалась рука, указывающая мне остановиться. Я прижался к обочине, включил «аварийку». «Наверное, сейчас меня будут бить», — вяло подумал я и решил, что это будет справедливо. Я даже не намеревался сопротивляться. Хорошо бы только успеть снять очки — уберечь и глаза, и сами очки. Из «Камри» вышел человек в форме капитана милиции. Видно было, что он сильно возбуждён.