Правосудие Бешеного - [2]

Более того, Амиран имел возможность и негласного снижения срока, если бы просто кое-чего не "заметил" в темных делишках деловых ментов "родной" зоны.

Но он оставался до конца настоящим негласным хозяином зоны и не мог изменить ни воровским "понятиям", ни собственным взглядам, ни своему характеру, в гремучей смеси которого сошлись и мужская прямота, и понимаемая по-своему честность, что вело к гиперболизации понятия чести. А волевой от природы характер Амирана на зоне лишь закалился.

За эти качества его любили уголовники и уважали менты. Все обращались к нему почтительно, называя батоно* Амиран. Сам хозяин зоны полковник Кириченко, который мог любого не только "по матушке" послать, но и вынести "благодарность с занесением в грудную клетку", с ним разговаривал только на "вы" и только по имени-отчеству.

Зоны в этих местах были созданы еще в далекие сталинские времена, и на них более-менее сохранились некоторые воровские традиции прошлого. Во всяком случае, общак не испытывал недостатка в подогреве с воли и догадаться, кто им распоряжался, было несложно.

Конечно, не сразу менты успокоились на его счет: "оперативка" на Амирана пришла весьма внушительная, аж в целый роман, и несколько месяцев его продержали в ПКТ*, пока на зоне не поднялся "тихий" бунт - самая большая неприятность для ментов. Одно дело - явное неповиновение, и можно, выявив настоящих зачинщиков, наказать их или перебросить на другую зону, другое когда то тут, то там возникают неполадки: в быту, столовой, на промзоне. И все подстраивается так, что виновных найти не удается: всякий раз виноватым оказывается кто-то либо из самой администрации, либо из "козлов", то есть тех зэков, кто на нее работает.

Трудно сказать, сколько бы продолжалось это противостояние, если бы однажды один из дежурных по ШИЗО** (кормят там намного хуже, чем обычно, да и тот скудный рацион выдается через день: в четные дни лишь уменьшенная пайка хлеба и кипяток - за это кто-то остроумно прозвал ШИЗО "день лета, день пролета") ни пересказал старшему "куму" подслушанный в камере разговор, из которого следовало, что причина всех беспорядков и беспредела кроется в том, что в зону не "спускают" "Вора в законе". После недолгого совещания с начальником зоны решили рискнуть и выпустить Амирана из ПКТ. К немалому удивлению администрации, все мгновенно, словно по мановению волшебной палочки, пришло в норму.

Эта зона была первой в послужном списке полковника Кириченко, которого за некую своевольность при общении с начальством "ушли" из Министерства внутренних дел и сослали руководить зоной. Опыта руководства подобным учреждением ему явно не хватало. К счастью для него, он не был снобом и не гнушался не только держать уши и глаза открытыми, но и умело пользоваться приобретенной информацией. Обнаружив, что после выхода Амирана из ПКТ воцарился порядок, он встретился с ним и долго говорил по душам.

Чем больше полковник общался с этим авторитетом, тем сильнее убеждался в его отличном знании криминального мира. Не приняв безоговорочно его "понятий", полковник пришел к неожиданному выводу, что их конечные цели, как ни странно, во многом совпадают, по крайней мере в главном: "против беспредела и за порядок на зоне". И Кириченко решил попробовать мирное сосуществование: получится хорошо, нет - можно всегда вернуть своего "визави" в ПКТ или вообще отправить на другую зону...

Сел Амиран в расцвете сил и лет: ему не исполнилось и двадцати восьми, когда попал он в "Бутырку" и менты раскрутили его дело на всю катушку.

Однако до знаменитой "Бутырки" Амиран в свои неполные тридцать немало успел, за что многие его уважали и даже любили - хотя были и такие, кто ненавидел его лютой ненавистью и сделал бы все, чтобы убрать Амирана из Москвы.

Первый раз Амиран попал в Москву осенью 1976 года: дедушка Георгий прихватил его, семнадцатилетнего паренька, с собой, когда на собственном "жигуленке" повез в столицу продавать овечьи шкуры "цеховикам". В то время по всей стране возникали подпольные цеха, где изготавлялись дефицитные товары. А дефицитом было почти все. Умение выделывать шкуры, то есть секреты профессии скорняка, передавалось из поколения в поколение. Георгий получил профессию скорняка по наследству от отца, а тот, в свою очередь, научился у своего отца, который снабжал шубами не только местных князей, но и царский двор. Георгий всерьез надеялся оторвать внука от дурного влияния улицы, а потому подумал, что пора передавать ему если не умение выделывать шкуры, то хотя бы связи по их реализации в Москве.

- Пусть парень поймет, откуда деньги берутся, - сказал старый Георгий своей дочери Манане, матери Амирана, - тогда, может, он к ним по-другому относиться станет...

- Пускай едет, - со вздохом облегчения согласилась Манана, - все при деле будет, а то совсем от рук отбился, день и ночь на улице.

Матери казалось, что Амиран в свои семнадцать совершенно не знает, чем ему заняться. А он, не желая ее огорчать, не открывал ей свои не совсем праведные увлечения. До четвертого класса он рос как тепличное растение, нередко мать сама водила его в школу. Отца своего Амиран не помнил, но из рассказов матери знал, что тот был достойным человеком, настоящим мужчиной и геройски погиб при пожаре, пытаясь спасти народное добро. С большой долей вероятности можно предположить, что Амиран так бы и вырос, твердо веря в его героическую гибель, если бы неожиданно не вернулся из заключения родной брат отца, дядя Гоча.