Православные праздники в рассказах любимых писателей. Круглый год - [3]
И все так мирно и чинно. И кто, кто бы мог думать, что через двадцать пять лет все перевернется на русской земле?! То было в 1893 году…
Но вернусь к святому мирному детству… Священник, о. И. Делициев, светлый блондин, служит прекрасным тенором и вразумительно. И не замечаешь, как проходит всенощная. А утром опять радостно бежишь к службе. Литургия опять проходит незаметно-отрадно. И весь день праздничное настроение… Даже к вечеру, когда на занятиях (то есть часах) все собраны по комнатам учить уроки за общими столами, и тогда еще на душе остается тепло от проходящего праздника.
А там через несколько дней будет другой праздник — Воздвижение Креста… Снова будет радость… И так от праздника до праздника… А кроме того, всякую неделю бывал праздник Воскресения.
И никогда-то, никогда я не тяготился службами… Да можно ли тяготиться радостью?! А ее очень хорошо знало чистое детское сердце. Благодать Божия освещала, и освящала, и радовала душу…
Глава 2. Воздвижение Животворящего Креста Господня
Когда креста нести нет мочи…
Константин Романов (К. Р.)
У Креста (Ин. 19)
Семен Надсон
Этот праздник первоначально был установлен в память обретения Честного и Животворящего Креста Господня (в 326 году) равноапостольной царицей Еленой, матерью первого христианского императора Константина Великого, а с VII века с этим днем стало соединяться воспоминание о возвращении Животворящего Креста из Персии греческим императором Ираклием (в 620-е годы). При поставлении Креста, возвращенного из Персии, как и при его обретении, патриарх, чтобы дать возможность всем собравшимся на торжество видеть святыню, воздвигал, то есть поднимал Крест, обращая его ко всем четырем сторонам. И каждый раз народ благоговейно преклонялся, повторяя: «Господи, помилуй!» Поэтому праздники получил название: Воздвижение Креста Господня.
Архимандрит Симеон (Нарбеков). Три креста
«Кресту Твоему покланяемся, Владыко!» Три креста было на Голгофе. На одном был распят Царь милости — Христос; на другом — разбойник, эту милость восприявший; на третьем — разбойник, эту милость отвергший. А кругом стояла толпа, злобно издевавшаяся над распятым Человеколюбцем. Вместе с толпой Христа злословили и распятые с Ним разбойники. Как объяснить эту жестокость в распятых среди их предсмертных мук? В жизни горе очень часто злобно и раздраженно богохульствует, в мрачном отчаянии отвергая Христа и идя за тем, кто говорит, что для человека все кончается тлением могилы. Но все это не дает отрады, не дает покоя исстрадавшейся душе, жизнь в ней замирает, и уже здесь, на земле, от нее веет мукой ада, его мраком и его бессилием. Бессилие ада, оно сказалось в тех криках, какие слышались на Голгофе: «Если Ты — Сын Божий, то сойди со креста, и спаси Себя и нас». Эти крики — слабый звук, последнее эхо тех искушений, которыми дьявол искушал Христа в пустыне. И это бессилие ада, эту Его муку вдруг уразумел благоразумный разбойник и дал в своем сердце место чувству состраждущей любви; искра этой любви разгорелась в нем в пламя веры, и он воскликнул: «Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем!»
Друг мой и брат, страдающий брат! В своем страдании, в своем горе не замыкай своего сердца от направленных на тебя лучей любви, откуда бы эти лучи ни шли, хотя бы от ласковой улыбки малого дитяти, и на любовь ответь любовью. Не забудь, что лишь дьявол никого не любит и потому вечно страдает.
Три креста было на Голгофе. Один из них взял себе в удел дьявол. И этот крест стал символом страданий дьявольской гордыни, символом замкнувшегося в себе эгоизма, страданий вечных, неизбывных. Второй крест — Крест Христов — символ всепрощающей, всеобъемлющей Божественной Любви. А третий крест, крест благоразумного разбойника, — это символ нашей земной, человеческой, кающейся и страдающей любви, без слов понятной каждому, кто любит и страдает и кто эту любовь озаряет благодатным светом Животворящего Креста.
Иван Шмелёв. Воздвижение
Воздвижение Креста Господня… — праздник папашеньки, так мне всегда казалось. Всегда, когда зажигал лампадки, под воскресенье, ходил он по комнатам с затепленными лампадками и напевал тихо, как про себя, — «Кресту Твоему-у… поклоня-емся-а. Влады-ы-к-о… и свято-о-е… Воскре-се-ние…» Я подпевал за ним. Теперь Анна Ивановна затепливает лампадки каждый вечер, вытирает замасленные руки лампадной тряпочкой и улыбается огонькам-лампадкам на жестяном подносе, а когда поставит в подлампадник, благоговейно крестится. Так хорошо на нее смотреть, как она это делает. Такая она спокойная, такая она вся чистая, пригожая, будто вся светлая, и пахнет речной водой, березкой, свежим. Такое блистающее на ней, будто новенькое, всегда платье, чуть подкрахмаленное, что огоньки лампадок сияют на нем живыми язычками — синими, голубыми, алыми… и кажется мне, что платье на ней в цветочках… Я учу ее петь «Кресту Твоему», а она его знает и начинает тихо напевать, вздыхает словно, и таким ласковым, таким затаенным и чистым голоском, будто это ангелы поют на небеси.
