Православное пастырское служение - [36]

В канонических правилах такого ответа не найти. Каноны отражают ту историческую эпоху, в которую они были составлены. Они могут дать руководящие указания, наметить принципы, которых священник должен придерживаться в своей жизни, но точно регламентировать навсегда, на все последующие века все подробности священнического опыта они не могут, да и не должны.

В канонах мы находим совершенно ясные указания, обязательные для всех времен и касающиеся явно недопустимых поступков. Как напр., правила: 86-ое бго Всел. Собора, запрещающее содержание блудниц, или 9-ое того же Собора недозволяющее священнику содержание корчемниц, или же 44-ое Апостольское, 17-ое 1 Всел. Собора, 4-ое Лаодикийского, 10 трулльского, 5-ое и 21 Карфагенского, запрещающие ростовщичество. Приведенные примеры сами собой очевидны и проблемы здесь не возникают.

Гораздо более сложным и спорным является вопрос о самых обычных развлечениях, доступных мирянам, но, может быть, подозрительных для служителя алтаря, как например: чтение светской литературы, посещение концертов, театров, кино, самому священнику заниматься литературой, научными изысканиями не в области одного богословия или церковно-исторической науки (как хотя бы астрономия, естественные науки и под.).

Что должно быть здесь руководящим мерилом? Какой общий взгляд Евангелия на жизнь, на веселье, развлечения и пр.?

Можно наперед сказать, что здесь подстерегают две опасности, две крайности: или впасть в оптимистическое переоценивание культуры и искусства, или пессимистическое и ригористическое отталкивание всего, что не входит в богослужение, благочестие, богомыслие и аскетику.

Евангельская проповедь ясно говорит, что мир лежит во зле, что грех проникает всюду, что надо блюсти себя и ходить "не как немудрые, но как премудрые" и не приобщаться к делам тьмы. Все соблазны языческого мира "козлогласования и пьянства" должны быть отстраняемы прочь от христианства, особенно же от пастыря.

Но должно ли быть сюда причислено всякое удовольствие, всякая радость и обычные человеческие развлечения. Противится ли Евангелие всякому веселью? Запрещена ли всякая радость, и проповедь спасения сведена тем самым на мрачное обличение всего живого. Педагогично ли изгонять из жизни всех или только из священнического обихода развлечение, веселье и искание красивого в жизни? Должен ли Савонарола быть признан идеалом священнического служения?

Вряд ли необходимо доказывать, что ригоризм не свойствен духу Евангелия. Пример Спасителя, посещавшего вечери простых людей, брачные трапезы и нигде не обличавший веселья, красоты, невинных удовольствий жизни, — не оправдывает мрачное отношение пастырей типа Савонаролы у латинян, архим. Фотия (Спасского) и о. Константина Матвеевского у нас.

Если же веселье, удовольствия, развлечения, красота не запрещены для простых людей, для паствы, то как же тот пастырь, осуждающий все, кроме благочестия в его узком смысле, кроме душеспасительной литературы, кроме богослужений, как же он сможет понимать свою паству, как не оттолкнет он ее от себя? Священник, расценивающий музыку, театр, выставки картин и литературу, только как злые чары дьявола, никогда не поймет своей паствы, живущей этими интересами. Паства будет только сторониться и бояться такого иерея, на каждом шагу страшась его осуждения и строгого окрика. Такой священник никогда не будет в состоянии понять своей паствы, дать полезный совет, хорошо ли то или иное явление или плохо, если к нему обратятся за таким советом.

Наиболее острым является вопрос о театре. В святоотеческой литературе, особенно у Тертуллиана и Златоуста этот род искусства встречает только непримиримое и крайнее осуждение. Сколько горьких слов высказано Тертуллианом по адресу любителей театральных зрелищ. Как он отсылает в вечный огонь всех актеров, гладиаторов, музыкантов. Златоуст не многим мягче. Но надо вспомнить, чем был театр их времен и есть ли некая разница с нашими операми, драмами и комедиями?

Если театр 2-4 вв., как и народные зрелища византийского Средневековья, были полны грубых и чувственных подробностей, напоминая языческие вакханалии, почему Апостол и мог говорить в то время о "козлогласии и пьянстве," и что не могло служить к облагораживанию нравов, и почему Церковь все это обличала и предостерегала не впадать в столь явный соблазн. Но в театральном искусстве есть и нечто другое, оно знает и средневековые мистерии, разные религиозные инсценировки, известные на Западе и на Востоке. К нам они проникли через Киев и Малороссию, но проникли совершенно легально, и Церковь была достаточно широка, чтобы их терпеть и даже им покровительствовать. Кроме того надо иметь и историческую перспективу: театр эпохи Тертуллиана был полон эротического, безнравственного элемента. Существует в репертуаре и наших дней немало вульгарного и непристойного. Но наряду с легкомысленным репертуаром и соблазнительными пьесами, театральная литература дала огромное число прекрасных, чисто художественных произведений. Шекспир, Расин, Шиллер, Пушкин, Чехов и многие иные возвышают душу над грубыми чувствами, заставляют думать о чем-то высшем, уводят зрителя в какой-то иной, далекий от пошлости и обыденщины мир. Никому из здравомыслящих людей не прийдет в голову ставить на одну доску оперу наших дней, Художественный театр и серьезные симфонические концерты с играми мимов, гладиаторов и вакхическими плясками. Если к этому прибавить, что сами артисты очень часто были и бывают глубоко-религиозными людьми (Савина, Ермолова, Бутова, Садовская и др.), служившими своему искусству, как виду художества, то всякие обобщения должны быть сделаны с особой осторожностью.