Православие - [14]

Историки затрудняются точно определить, когда было написано «Слово о законе и благодати». Высказывается предположение, что это произведение было написано в период между 1037 и 1050 гг., возможно, что оно было своеобразным обоснованием военного похода русских на Византию в 1043 г.

Во всяком случае идеи, высказанные в «Слове о законе и благодати», во многом определили то, что выбор при назначении митрополита пал на Иллариона. Да и самим актом назначения русского митрополита, вопреки воле константинопольского патриарха, киевский князь как бы демонстрировал свою возросшую силу и нежелание считаться с притязаниями Византии.

В этой борьбе киевским князьям оказывали поддержку и монахи, которые вели летописи и составляли летописные своды. В исторической литературе в прошлом шел острый спор о так называемой «норманской теории», которая приводилась в первых летописных сводах. Сейчас многое стало на свое место, решен вопрос о роли варяжских элементов, о естественноисторическом процессе складывания государственности на Руси. Нам хотелось бы обратить внимание на антивизантийскую направленность норманской концепции летописцев. «Норманская теория» нисколько не противоречит ясно выраженным патриотическим тенденциям русских летописцев. Подчеркивание, что княжеская династия происходит из другой страны, в те времена было общепринятым приемом, который встречается не только в русских летописях. Считалось, что это укрепляло авторитет правителей. Кроме того, идея приглашения на Русь князей из варягов была направлена против концепций, которые развивали выходцы из Византии и всячески поддерживали в Константинополе. Византийские утверждения о том, что в появлении и укреплении государственности на Руси решающую роль сыграло принятие христианства из Византии, летописцы не признавали и противопоставляли им «норманскую теорию». Этой концепцией они отвергали притязание Византии на руководящую роль в Киевском княжестве и доказывали, что государственная власть на Русь пришла не с юга, а с севера, от варягов, задолго до принятия христианства.

Еще одна попытка посадить на митрополичий престол русского иерарха относится к 1147 г., когда князь Изяслав, внук Владимира Мономаха, «советова с епископы своими Русскими, яко, мятежа ради и многих волнений, не возможно ити в Констянтинъград к патриарху ставитися митрополиту на Русь» и «поставиша себе митрополита Киеву и всей Руси инока Клименьта, Смолянина». Однако через некоторое время противник Изяслава князь Юрий Долгорукий захватил Киев и лишил Климента полномочий высшего церковного иерарха. Изяслав дважды отбирал киевский престол у Юрия Долгорукого, и каждый раз на митрополичью кафедру возвращался Климент. До самой смерти Изяслава (1154 г.) Климент оставался митрополитом. После смерти своего врага Юрий Долгорукий поставил нового митрополита— грека Константина, который проклял покойного Изяслава. Когда же Юрий Долгорукий умер и киевским престолом завладел сын Изяслава, пришлось спасаться бегством митрополиту Константину. Сын Изяслава не смог вернуть на митрополичий престол Климента, был вынужден пойти на компромисс с константинопольским патриархом и принять вновь посланного греческого митрополита. Однако есть сведения о том, что князь заявил: если и впредь патриарх будет без его воли согласия ставить на Руси митрополита, то он присланного кандидата не примет.

И все же зависимость русской православной церкви от константинопольской во времена Киевской Руси была еще очень велика. Из 21 митрополита, занимавших киевскую кафедру до монгольского нашествия, только двое — Илларион и Климент — были русскими. Господствующим классам России предстояла еще долгая борьба, чтобы добиться окончательной самостоятельности русской православной церкви и превратить ее в свой собственный аппарат, служащий целям оправдания и освящения их власти.

Следует отметить, что русификация православной церкви велась не только княжеской властью сверху, но и народными массами снизу. Православие на Руси было византийским цветком, но, пустив корни в русскую почву, оно неизбежно должно было пропитаться новыми соками, испытать на себе и отразить новые влияния. Христианство на Руси не могло полностью вытеснить языческие верования. К тому же древнеславянские верования, за которые так цепко держались трудовые массы, были им дороги тем, что они были религией, которая своими корнями уходила в бесклассовое общество. Сторонники язычества держались за древние верования не только в силу консерватизма, не только вследствие привязанности к старине. Протест против принятия христианства в определенной степени был стихийным, неосознанным протестом трудящихся масс против усиливающейся эксплуатации, которую призвана была освятить эта религия. Не случайно поэтому христианство первоначально распространялось более успешно среди правящей верхушки и значительно медленнее среди трудовых слоев населения. Народные массы инстинктивно чувствовали, что на них надевают новое ярмо, и не могли, разумеется, принимать это с энтузиазмом. Не случайно для того, чтобы заставить их перейти в новую веру, нужны были грозные приказы князя Владимира, огонь и меч Путяты и Добрыни.